Till the end of line...
Бывают тексты, которые пишутся долго и трудно, рождаются в творческих муках и ты такой: аааааа, я это сделал! А бывают те, которые просто приходят, легко, свободно, и живут себе дальше, помахав тебе на прощание. Вот это - два таких текста, написанных на "Микроскоп" на фанфиксе.
Неправильная сказка
Жила-была девочка. Нет, не та, которая сама-виновата, а совсем другая — это вообще другая история. Жила она одна, настолько давно, что даже не знала, что можно иначе. Всегда, короче. И была своей жизнью вполне довольна.
Мы-то с вами знаем, да, что человек — существо социальное и нуждается в обществе себе подобных? А девочка не знала, поэтому все у нее было хорошо. И давайте договоримся, что у нас как будто сказка, так что девочке всего хватало: еды на кухне, одежды в шкафу, книг на полке. Общения… ну, если ты никогда не с кем не общалась — ты сможешь почувствовать, что тебе этого не хватает? Или все-таки нет? Она говорила вслух, то сама с собой, то с книгами, то с облаками или с деревьями — вот и общение.
Вот так она жила, жила, стала из девочки девушкой. Наверное, красивой — хотя есть ли красота, если на тебя никто не смотрит? Зеркало на стене висело, да молчало, а облакам и деревьям было как-то все равно. Так бы, наверное, и прожила она, вот только тогда истории не было бы.
А собственно история началась с того, что ее нашли. Добрые люди — у нас сказка, помните? Поэтому люди будут добрые. Ну и, раз сказка, давайте и принц тогда, тоже добрый, красивый и благородный. То ли влюбился, то ли пожалел… Любовь с первого взгляда только в сказках бывает, говорите? Вам виднее. Словом, решили добрые люди девушку спасти и социализировать. Слово-то какое… несказочное. Забрали ее к себе, одели, как положено, поселили во дворце и стали ей рассказывать и показывать — как да что, да почему, да как люди живут на самом деле. Девушка молчала, но слушала внимательно, особенно принца — потому что гормоны… Ах, у нас сказка? Тогда любовь. Он молодой-благородный, она — как выяснилось, все-таки красавица. Наивная, открытая, ничегошеньки о жизни не знающая, ну как такую не полюбить?
Принц, как мы с вами уже договорились, был человек благородный, так что все по правилам — на колени, колечко с камушком на тонкий пальчик, “будьте моей навеки”, тихая улыбка в ответ. Портних и белошвеек посадили за платье, разослали приглашения. По углам шушукались, конечно. Хоть и сказка, а люди — везде люди. Невеста, которую до конца так и не социализировали, молчала себе, счастливый принц к свадьбе готовился, платье почти дошили, да такое, о котором каждая девочка с пеленок мечтает: вот тут вырез, вот тут кружева, а вот тут юбка такая широкая-широкая.
Разговор в саду услышал самый маленький паж. Ему доверили очень важное дело — поддерживать край шлейфа будущей супруги его высочества, это вам не по лестницам с записками бегать! — и он никак не мог уснуть от волнения. Он не понял ни слова, но это был точно разговор. Невеста принца стояла возле большого бука, украшенного для церемонии разноцветными гирляндами, и разговаривала — с буком? С небом? Сама с собой? Правду болтали, будто странная она — шепотом, громко не осмеливались.
Маленький паж никогда не слышал голоса своей будущей королевы… Это походило то ли на песню, то ли на молитву. С кем говорила она, о чем просила, чего ждала в ответ? Паж не знал. Она вся выгнулась, натянулась, как струна, волосы всплеснулись за спиной, руки, как крылья, в стороны — сейчас взлетит! Но упал ветер, опустились печально руки, опустела ночь — постояла невеста, посмотрела на замолчавшее небо, да и пошла обратно во дворец.
А наутро, когда пришли невесту мыть-убирать-наряжать, в комнатах было пусто, словно никто и не жил там никогда. Искали ее, конечно. Я не знаю, где сказка с пути сбилась, и что пошло не так, только не нашли. Маленький паж никому об увиденном в ночи не сказал — ему строго запрещалось выходить ночью в сад. Принц, конечно, хотел было все бросить, сесть на верного коня, да и поехать во свету искать свою любимую, но его отговорили: единственный наследник, случись чего, кому престол оставлять? Так оно все и заглохло, принц женился, и жили они долго и счастливо.
А куда девочка делась? Я не знаю. И вообще — была ли девочка? Может, приснилась просто маленькому пажу, когда он крепко, как умеют только уставшие дети, спал в своей каморке под треск разболтавшихся в полнолуние цикад? Может, и приснилась...
Совиная песня
Стихи про Это
Всю ночь,
С темноты до рассвета,
На ветке
Сидела Сова.
И песню
Сложила про ЭТО.
И песню
Сложила про ЭТО.
И песню
Сложила про ЭТО.
А утром
Забыла слова.
/Рената Муха/
Была она простая сова, может, сплюшка, а может, неясыть какая. Автор не имеет понятия, он в совах не разбирается — не орнитолог. Не большая и не маленькая, средняя такая. И не белая — белое вообще не очень практично, по нашему-то климату, вам любой в лесу скажет. Обычная серая сова. Летала по ночам, неслышно скользя между деревьями, ухала, сидя на ветке, глазами сверкала да головой вертела.
Сова эта очень любила певчих птичек. Нет, не в том смысле, в каком совам положено: догнать, закогтить, сожрать, перья отрыгнуть. Слушать любила. Пели больно красиво… Душевно. Сова ничего не понимала в переполняющем лес каждую весну “ти-ти-ту-у-у” и “тирлим-тилрим-фи-иух”, но слушать ей очень нравилось, до такой степени, что весной она совершенно не высыпалась — ну как тут можно спать, когда с каждого дерева такое? И днем, и ночью. Другие совы радовались: увлеченные певуны ничего вокруг не замечали, и задорная песня то и дело обрывалась жалобным “чи-чи-ирк...” А эта — нет. Не могла она птиц ловить. Мышей всяких, зайчат — сколько угодно, они ж не поют, пищат только.
Совы, как знает даже автор, который в них не разбирается, стаями не летают. Но наша была какой-то особенно одинокой — о своих странностях она никому не говорила, но люди, то есть птицы, такое чувствуют. То ли чутье, то ли интуиция, то ли перьев в погадках не было… В общем, не любили ее, шушукались за спиной, посмеивались, на территорию без спроса залетали-охотились. Да и самца себе найти сложновато было. Была б еще красоткой по совиным меркам, другое дело, так нет, обычная серая то ли сплюшка, то ли неясыть.
Интересно, умеют ли совы влюбляться? Не умеют, наверное. Люди-то не всегда умеют. Но вы же помните, что наша была не-такая-как-все? Появился в лесу филин. Нет, не так — Филин. Большой, красивый, гордый, и добытчик хороший, и дупло у него в самой высокой сосне… А что нашей сове делать? Влюбилась, как дура. Совы, как известно, живут парами, раз — и на всю жизнь, и она бы с ним всю жизнь прожила, но разве ж он на нее посмотрит?
А весна же была. Май — тот самый, бушующий, зеленеющий листьями, пахнущий черной землей и первыми цветами, сводящий с ума. Эти, певчие, точно сошли — никогда еще такого не было! Разноголосья. Сидела наша совушка на ветке, сидела… Ночь же, луна, на небе ни облачка — охотиться надо, а никак. Совы — все знают — не поют: разве “гу-гу-у-у” и “ы-ы-ы-хы-гы-ы-ы” песней назовешь? Но то ли ночь такая выдалась, то ли луна как-то не так светила, то ли ветром надуло… Пусть сама не поет, но сложить-то песню она может? И этому… Филину спеть. Ну, или не петь.
Автор не понимает по-совиному, поэтому не знает, о чем она тихонько гукала себе под клюв, сидя всю ночь на тонкой березовой ветке. Наверное, о луне. О ветре, колышущем ветки с новорожденными клейкими листочками. Об умытых дождем звездах. О том, как бормочет ручей внизу. О полете и о том, что иногда его совсем не с кем разделить. Или совсем не про это, а про что-то свое, совиное, нам, бескрылым, непонятное. Автор не разбирается в совах… Но она была счастлива. Всю ночь, такую долгую и короткую майскую ночь.
А потом пришло утро — весной оно приходит рано. Совы не любят утро, яркое и солнечное, громкое и наглое, оно не для них, а для жаворонков. Тяжело снявшись с места, голодная и уставшая, словно всю ночь гонялась за мышами, а не сочиняла песню про вот это все, она полетела в свое гнездо. И пока летела, пока укладывалась спать, топорща перья и переминаясь на мягкой подстилке — забыла. Все слова ночной своей песни. Забыла и все, утро безжалостно к совам. Что тут поделаешь?
Читатель вправе спросить, конечно: зачем автор все это написал и что вообще хотел сказать своей так называемой историей? Автор пожмет плечами: ничего особенного. Просто обычная влюбленная глупая сова, сочинявшая всю ночь песню и утром ее забывшая. Бывает. Читатель тоже пожмет плечами и пойдет по своим делам.
Но… Песни ведь не пропадают бесследно. Вы не знали? Ее услышали листья на березе. Ее подхватил ветер, тот самый, который пролетал мимо и взъерошил перья. Рассказал ручью, траве и утреннему, только что проснувшемуся облаку. И понес дальше, дальше… И песня совы осталась жить, растворилась в весне, пробилась цветами из земли, закружилась в воздухе вместе с бабочками.
Автор не знает, дошла ли песня до Филина. Но говорят, что сорока узнала от вороны, которая слышала от сойки, которой рассказал скворец, что тот самый филин и наша совушка образовали пару. А вы же помните, что у сов пары — это на всю жизнь?
Вот и все. Автор пошел слушать ночь — вдруг там опять какая-нибудь сумасшедшая сова сочиняет песню? Совы — они такие.
Неправильная сказка
Жила-была девочка. Нет, не та, которая сама-виновата, а совсем другая — это вообще другая история. Жила она одна, настолько давно, что даже не знала, что можно иначе. Всегда, короче. И была своей жизнью вполне довольна.
Мы-то с вами знаем, да, что человек — существо социальное и нуждается в обществе себе подобных? А девочка не знала, поэтому все у нее было хорошо. И давайте договоримся, что у нас как будто сказка, так что девочке всего хватало: еды на кухне, одежды в шкафу, книг на полке. Общения… ну, если ты никогда не с кем не общалась — ты сможешь почувствовать, что тебе этого не хватает? Или все-таки нет? Она говорила вслух, то сама с собой, то с книгами, то с облаками или с деревьями — вот и общение.
Вот так она жила, жила, стала из девочки девушкой. Наверное, красивой — хотя есть ли красота, если на тебя никто не смотрит? Зеркало на стене висело, да молчало, а облакам и деревьям было как-то все равно. Так бы, наверное, и прожила она, вот только тогда истории не было бы.
А собственно история началась с того, что ее нашли. Добрые люди — у нас сказка, помните? Поэтому люди будут добрые. Ну и, раз сказка, давайте и принц тогда, тоже добрый, красивый и благородный. То ли влюбился, то ли пожалел… Любовь с первого взгляда только в сказках бывает, говорите? Вам виднее. Словом, решили добрые люди девушку спасти и социализировать. Слово-то какое… несказочное. Забрали ее к себе, одели, как положено, поселили во дворце и стали ей рассказывать и показывать — как да что, да почему, да как люди живут на самом деле. Девушка молчала, но слушала внимательно, особенно принца — потому что гормоны… Ах, у нас сказка? Тогда любовь. Он молодой-благородный, она — как выяснилось, все-таки красавица. Наивная, открытая, ничегошеньки о жизни не знающая, ну как такую не полюбить?
Принц, как мы с вами уже договорились, был человек благородный, так что все по правилам — на колени, колечко с камушком на тонкий пальчик, “будьте моей навеки”, тихая улыбка в ответ. Портних и белошвеек посадили за платье, разослали приглашения. По углам шушукались, конечно. Хоть и сказка, а люди — везде люди. Невеста, которую до конца так и не социализировали, молчала себе, счастливый принц к свадьбе готовился, платье почти дошили, да такое, о котором каждая девочка с пеленок мечтает: вот тут вырез, вот тут кружева, а вот тут юбка такая широкая-широкая.
Разговор в саду услышал самый маленький паж. Ему доверили очень важное дело — поддерживать край шлейфа будущей супруги его высочества, это вам не по лестницам с записками бегать! — и он никак не мог уснуть от волнения. Он не понял ни слова, но это был точно разговор. Невеста принца стояла возле большого бука, украшенного для церемонии разноцветными гирляндами, и разговаривала — с буком? С небом? Сама с собой? Правду болтали, будто странная она — шепотом, громко не осмеливались.
Маленький паж никогда не слышал голоса своей будущей королевы… Это походило то ли на песню, то ли на молитву. С кем говорила она, о чем просила, чего ждала в ответ? Паж не знал. Она вся выгнулась, натянулась, как струна, волосы всплеснулись за спиной, руки, как крылья, в стороны — сейчас взлетит! Но упал ветер, опустились печально руки, опустела ночь — постояла невеста, посмотрела на замолчавшее небо, да и пошла обратно во дворец.
А наутро, когда пришли невесту мыть-убирать-наряжать, в комнатах было пусто, словно никто и не жил там никогда. Искали ее, конечно. Я не знаю, где сказка с пути сбилась, и что пошло не так, только не нашли. Маленький паж никому об увиденном в ночи не сказал — ему строго запрещалось выходить ночью в сад. Принц, конечно, хотел было все бросить, сесть на верного коня, да и поехать во свету искать свою любимую, но его отговорили: единственный наследник, случись чего, кому престол оставлять? Так оно все и заглохло, принц женился, и жили они долго и счастливо.
А куда девочка делась? Я не знаю. И вообще — была ли девочка? Может, приснилась просто маленькому пажу, когда он крепко, как умеют только уставшие дети, спал в своей каморке под треск разболтавшихся в полнолуние цикад? Может, и приснилась...
Совиная песня
Стихи про Это
Всю ночь,
С темноты до рассвета,
На ветке
Сидела Сова.
И песню
Сложила про ЭТО.
И песню
Сложила про ЭТО.
И песню
Сложила про ЭТО.
А утром
Забыла слова.
/Рената Муха/
Была она простая сова, может, сплюшка, а может, неясыть какая. Автор не имеет понятия, он в совах не разбирается — не орнитолог. Не большая и не маленькая, средняя такая. И не белая — белое вообще не очень практично, по нашему-то климату, вам любой в лесу скажет. Обычная серая сова. Летала по ночам, неслышно скользя между деревьями, ухала, сидя на ветке, глазами сверкала да головой вертела.
Сова эта очень любила певчих птичек. Нет, не в том смысле, в каком совам положено: догнать, закогтить, сожрать, перья отрыгнуть. Слушать любила. Пели больно красиво… Душевно. Сова ничего не понимала в переполняющем лес каждую весну “ти-ти-ту-у-у” и “тирлим-тилрим-фи-иух”, но слушать ей очень нравилось, до такой степени, что весной она совершенно не высыпалась — ну как тут можно спать, когда с каждого дерева такое? И днем, и ночью. Другие совы радовались: увлеченные певуны ничего вокруг не замечали, и задорная песня то и дело обрывалась жалобным “чи-чи-ирк...” А эта — нет. Не могла она птиц ловить. Мышей всяких, зайчат — сколько угодно, они ж не поют, пищат только.
Совы, как знает даже автор, который в них не разбирается, стаями не летают. Но наша была какой-то особенно одинокой — о своих странностях она никому не говорила, но люди, то есть птицы, такое чувствуют. То ли чутье, то ли интуиция, то ли перьев в погадках не было… В общем, не любили ее, шушукались за спиной, посмеивались, на территорию без спроса залетали-охотились. Да и самца себе найти сложновато было. Была б еще красоткой по совиным меркам, другое дело, так нет, обычная серая то ли сплюшка, то ли неясыть.
Интересно, умеют ли совы влюбляться? Не умеют, наверное. Люди-то не всегда умеют. Но вы же помните, что наша была не-такая-как-все? Появился в лесу филин. Нет, не так — Филин. Большой, красивый, гордый, и добытчик хороший, и дупло у него в самой высокой сосне… А что нашей сове делать? Влюбилась, как дура. Совы, как известно, живут парами, раз — и на всю жизнь, и она бы с ним всю жизнь прожила, но разве ж он на нее посмотрит?
А весна же была. Май — тот самый, бушующий, зеленеющий листьями, пахнущий черной землей и первыми цветами, сводящий с ума. Эти, певчие, точно сошли — никогда еще такого не было! Разноголосья. Сидела наша совушка на ветке, сидела… Ночь же, луна, на небе ни облачка — охотиться надо, а никак. Совы — все знают — не поют: разве “гу-гу-у-у” и “ы-ы-ы-хы-гы-ы-ы” песней назовешь? Но то ли ночь такая выдалась, то ли луна как-то не так светила, то ли ветром надуло… Пусть сама не поет, но сложить-то песню она может? И этому… Филину спеть. Ну, или не петь.
Автор не понимает по-совиному, поэтому не знает, о чем она тихонько гукала себе под клюв, сидя всю ночь на тонкой березовой ветке. Наверное, о луне. О ветре, колышущем ветки с новорожденными клейкими листочками. Об умытых дождем звездах. О том, как бормочет ручей внизу. О полете и о том, что иногда его совсем не с кем разделить. Или совсем не про это, а про что-то свое, совиное, нам, бескрылым, непонятное. Автор не разбирается в совах… Но она была счастлива. Всю ночь, такую долгую и короткую майскую ночь.
А потом пришло утро — весной оно приходит рано. Совы не любят утро, яркое и солнечное, громкое и наглое, оно не для них, а для жаворонков. Тяжело снявшись с места, голодная и уставшая, словно всю ночь гонялась за мышами, а не сочиняла песню про вот это все, она полетела в свое гнездо. И пока летела, пока укладывалась спать, топорща перья и переминаясь на мягкой подстилке — забыла. Все слова ночной своей песни. Забыла и все, утро безжалостно к совам. Что тут поделаешь?
Читатель вправе спросить, конечно: зачем автор все это написал и что вообще хотел сказать своей так называемой историей? Автор пожмет плечами: ничего особенного. Просто обычная влюбленная глупая сова, сочинявшая всю ночь песню и утром ее забывшая. Бывает. Читатель тоже пожмет плечами и пойдет по своим делам.
Но… Песни ведь не пропадают бесследно. Вы не знали? Ее услышали листья на березе. Ее подхватил ветер, тот самый, который пролетал мимо и взъерошил перья. Рассказал ручью, траве и утреннему, только что проснувшемуся облаку. И понес дальше, дальше… И песня совы осталась жить, растворилась в весне, пробилась цветами из земли, закружилась в воздухе вместе с бабочками.
Автор не знает, дошла ли песня до Филина. Но говорят, что сорока узнала от вороны, которая слышала от сойки, которой рассказал скворец, что тот самый филин и наша совушка образовали пару. А вы же помните, что у сов пары — это на всю жизнь?
Вот и все. Автор пошел слушать ночь — вдруг там опять какая-нибудь сумасшедшая сова сочиняет песню? Совы — они такие.