Till the end of line...
Неприкаянные
Ремус Люпин/Северус Снейп
PG-13
Краткое содержание: Сентябрь 1998. Вторая магическая война только что закончилась, и волшебный мир медленно приходит в себя. Ремус по просьбе Гарри перебирается снова на Гриммо, все еще пытаясь справиться с призраками прошлого. Выживший в битве за Хогвартс Северус предстает перед судом за совершенные во время войны преступления. Этой осенью им обоим нужно решить, что они возьмут с собой из прошлого, а что оставят позади — однако выбор зависит не только от них.
Глава 3
Среди всего этого Ремус впервые за почти двадцать лет умудрился кое о чем забыть. О приближающемся полнолунии.
За день до полнолуния Северус поинтересовался, не собирается ли он «на вечернюю прогулку» и получил в ответ недоуменный взгляд — пока Ремус не соотнес наконец донимавшую его уже несколько дней ломоту в костях и последовавшее за обеденной катастрофой жуткое похмелье с чем-то знакомым, намного более знакомым, чем просто нездоровая атмосфера старого дома. Северус, естественно, все прочитал по его лицу и сам внезапно побледнел:
— Какого черта, Люпин?
— Не... не знаю, — Ремус сглотнул и попытался рассуждать логически. — Иногда я не чувствую... приближения. Симптомы менее заметны, понимаешь?
«Иногда, особенно если ты слишком занят, общаясь с восставшими из мертвых бывшими друзьями, можно и забыть...» — решил не добавлять он.
— Понятно, — холодно усмехнулся Северус. — И где ты обычно... превращаешься?
— Здесь.
— Здесь?
— В той же комнате, где раньше жил Клювокрыл. Гарри обычно был тут, чтобы запереть дверь, пока я в комнате, хотя с волчьелычным зельем это, в общем, не обязательно.
Северус скрипнул зубами:
— Ну хорошо. Поскольку ты, со свойственным тебе идиотизмом, все равно не оставил нам времени искать другие варианты, сделаем так. Но только в этот раз!
— К сожалению, у нас небольшая проблема, — Ремус постарался сказать это как можно небрежнее. — У меня нет зелья.
Глаза Северуса превратились в две узкие щели:
— У тебя нет...
— Мунго раздает зелье за несколько дней до полнолуния. Последний день был... вчера. В вечер перед полной луной никого не принимают, ради безопасности других пациентов.
Они стояли посреди ледяного молчания. Потом Северус вздохнул, и окрик, резкий, как свист хлыста, разрезал воздух:
— Кричер!
Раздался хлопок, на персидском ковре материализовался старый домовик, который тут же склонился перед Северусом в поклоне и вежливо проскрипел:
— Господин позвал Кричера.
Северус кивнул:
— Я напишу тебе список. Пойдешь с ним в Хогвартс — у профессора Слагхорна есть ключ от кладовой, он даст тебе все необходимое, — подумав, он добавил: — Скажешь, что Гарри Поттер и его друзья будут очень благодарны за помощь.
Кричер всем своим видом показал, что понял и готов к услугам. Северус отошел к письменному столу, стоящему в углу комнаты. Ремус следил, как тот, не найдя пергамента, просто вырвал чистый лист из ближайшей книги и принялся составлять на нем список. Он прочистил горло и недоверчиво спросил:
— То есть ты...
— Я собираюсь сварить тебе твое треклятое зелье, даже если мне придется делать это в чертовой подставке для зонтов в прихожей! — ядовито пообещал Северус, складывая бумагу.
* * *
В конце концов варить зелье в ноге тролля ему все-таки не пришлось. Они снова перебрались на кухню. Кричер вернулся через час с маленьким котелком, полным разнокалиберных баночек и пучков травы, в которой Ремус опознал аконит. Поверх всего лежало адресованное Гарри письмо. Ремус без колебаний вскрыл его, а Северус принялся расставлять все необходимое на столе. В письме Слагхорн выражал надежду, что смог стать полезным, несмотря на необычность просьбы, но большую часть его занимало цветистое приглашение в Клуб Слизней в качестве почетного гостя.
Дочитав до конца, Ремус бросил быстрый взгляд на Северуса: тот сосредоточенно рассматривал лежащие на столе ингредиенты, очевидно, пытаясь решить, как максимально быстро достичь оптимального результата, и рассматривая все возможные способы ускорить процесс. Разумнее всего было оставить его спокойно работать, так что Ремус поднялся наверх и попробовал читать, стараясь не обращать внимания на каминные часы, которые равнодушно отсчитывали оставшееся до темноты время. Время от времени его мускулы неприятно подергивало, но в остальном волк пока молчал.
Когда до восхода луны осталось около часа, Северус пришел за ним. Для приготовления зелья требовались кое-какие заклинания, и он не был уверен, не превышают ли они установленные Министерством ограничения. Права на ошибку уже не было. Ремус старался, как мог, выполнять указания, но чувствовал себя так, словно он снова на первом уроке зельеварения в Хогвартсе — он тогда умудрился каким-то образом приготовить нечто, прикипевшее плотной массой ко дну котла.
Северус перелил готовое зелье в большой кубок, а потом вдруг рухнул в кресло, как марионетка, у которой перерезали нити. Потирая больные глаза, он пробормотал:
— Иди наверх. Я принесу, когда остынет.
Ремус послушался. Где-то на уровне второго этажа напряжение отпустило и ноги вдруг отказались его держать, но ему удалось, вцепившись в перила, затащить себя наверх. В большой спальне, несмотря на все проветривания и уборки, до сих пор пахло животными — Клювокрылом и его едой, Бродягой и им самим, и отдаленно — кровью. Гарри никогда ничего не замечал, но когда обоняние обострялось перед превращением, Ремус чувствовал этот запах, железистый запах растерзанных маленьких тушек, который впитался в ковры и разодранные когтями подушки. Только сейчас ему пришло в голову — наверное, Сириус тоже его ощущал, сидя здесь долгими часами рядом с гиппогрифом.
Наконец с лестницы донесся шум шагов, и Северус тенью скользнул внутрь. Весь его вид просто кричал о неимоверной усталости, но держащая кубок рука была твердой. Ремус, благодарно улыбнувшись, взял кубок. Он ждал знакомой горечи, но ее не было — на языке крутилась обманчивая сладость.
— Если твое зелье первой помощи всегда такое на вкус, пожалуй, мне стоит почаще забывать про луну, — попытался пошутить он.
Северус непонимающе уставился на него:
— О чем ты? Оно такое же, как и всегда. Неприятный вкус означает, что зелье действует.
— Это шутка, да? — слова вырвались сами. — Ты добавил в эту порцию сахара? Да?
Они оба прекрасно знали: сахар нейтрализует эффект зелья.
— Уверяю тебя, это единственная порция.
Северус выхватил бокал из его руки, провел пальцем по дну и лизнул. Мгновение застыло, Северус молчал, и какая-то часть напряженных до предела нервов Ремуса уже успела расслабиться, когда рука, держащая бокал, бессильно упала, и он со звоном покатился под кровать.
— Ты издеваешься? — голос Северуса слегка подрагивал. — По-твоему, это смешно — отомстить мне, выбросив к чертям результат многочасовой работы?
— Я только что спросил тебя о том же! — раздражение и злость принадлежали не только ему. Ремус уже чувствовал знакомую силу луны, словно во внутренности запустили крюк, готовый вот-вот вывернуть его кожу наружу. — Ты что-то напутал!
— Это невозможно! Как ты думаешь, сколько времени мне на самом деле нужно, чтобы приготовить зелье? Даже ты, с твоим дурацким маханьем палочкой, не смог бы все испортить! Если бы я рассчитывал на удачу, а не на свои знания, все было бы уже давно готово.
Резкая боль пронзила голову, казалось, череп раскалывается пополам... Он знал, что это только предвестие той, настоящей боли, когда его лицо будет превращаться в волчью морду. Потирая виски, он опустился на разгромленную кровать, попытался отогнать боль и подумать, просчитать варианты — и одновременно не запаниковать при мысли, что впервые за четыре года он лишен своего лекарства. В последнее время кто-то из членов Ордена всегда доставал ему волчьелычное зелье. Сириус вначале был просто счастлив, когда после всех этих лет они снова могли проводить время вместе в звериных обличьях, сохраняя разум, но постепенно и это стало для него одной из ненужных обязанностей.
Сириус...
Наверное, волнами накатывающая боль спутала его мысли, потому что Ремус, сам того не ожидая, пробормотал:
— Хотя я знаю, кто счел бы все это очень забавной шуткой...
То ли его измочаленное сознание было открытой книгой, то ли ответ просто витал в воздухе, но Северус едва заметно кивнул:
— Блэк.
Ремус не хотел об этом вспоминать, но нынешняя ситуация слишком уж походила на ту, школьную, когда Сириус показал Северусу потайной вход под Ивой, прекрасно сознавая, чем все может закончиться.
В его теории скрывалась всего одна проблема: Сириус был...
Северус вдруг дернулся. Когда Ремус поднял голову и посмотрел ему прямо в глаза, он заметил странную, перемешанную с мучительной усталостью неуверенность.
— Иногда ночью, — произнес он медленно, — мне кажется, что я слышу... слышу наверху шаги.
Ремус вспомнил, насколько отчетливо он сам слышал шаги сквозь потолок, и мысленно нарисовал план дома — хотя, в общем-то, уже знал правду. На верхнем этаже, где он не был уже два года, как раз над комнатой Северуса находилась старая комната Сириуса.
Волна боли, намного сильнее всех предыдущих, настигла его, сложила пополам, вырывая из горла звук, больше похожий на вой, чем на человеческий крик. Когда ему удалось снова приоткрыть глаза, он увидел Северуса — тот прижался спиной к противоположной стене, но все еще был в комнате. Ремус зацепился за эту мысль, как за якорь, и прохрипел:
— Уходи... Запри дверь... и поставь что-нибудь... шкаф, стол или оба! И... входную дверь тоже... и вход... на кухню. Если что-то пойдет не так — беги через заднюю дверь. Давай!
Северус коротко кивнул и быстро вышел из комнаты. Сворачиваясь в клубок на кровати, Ремус слушал, как в коридоре передвигают что-то тяжелое, потом этот звук сменился удаляющимися вниз по лестнице торопливыми шагами.
В опустившейся тишине Ремус позволил себе слегка расслабиться. Он спрятал палочку в привычное место за камином и снова вернулся в кровать. Вдыхая тяжелый запах крови, он подумал, что в этот раз сумел сам спасти Северуса — не Джеймс, а он. В этой мысли, завернутой в боль, как в одеяло, было что-то невыразимо утешительное, и он думал об этом, пока волчьи инстинкты не закрыли его сознание черной пеленой.
* * *
Следующим утром Ремуса разбудило редкое осеннее солнце, светившее сквозь пыльное стекло прямо ему в лицо. Он открыл глаза и обнаружил, что валяется на полу среди остатков диванного столика, а комната вокруг выглядела... Так, как и должна была. Разрушенной. Из его одежды остались целыми одиноко висящий на люстре ботинок и найденный в паре метров от бывшего столика рукав рубахи, голая кожа была покрыта ранами и царапинами, самая большая красовалась на левом плече. Он и чувствовал себя так же — как будто его тело тоже разрушено наряду с комнатой.
Достав из тайника палочку, он, как мог, завернулся в то, что осталось от покрывала, и попытался открыть дверь. Охранные чары, наложенные во времена Ордена, все еще не давали аппарировать внутри дома, но ему как-то удалось выпустить сквозь замочную скважину заклинание, которое отодвинуло загораживающую дверь мебель, и проскользнуть в образовавшуюся щель. В прихожей его ждала похожая картина — перед входной дверью были составлены стулья и кухонный шкаф, из тех, что поменьше.
Северус нашелся в кухне. Он спал прямо за столом, опустив голову на руки. Под ногой Ремуса скрипнула ступенька, и Северус вскинулся, моментально проснулся и вскочил, держа палочку прямо перед собой. Ремус плотнее закутался в свою импровизированную тогу и махнул рукой:
— Все в порядке?
Северус кивнул и наконец опустил палочку. Ремус кивнул в ответ и сел за стол, думая, как полагается себя вести Следующим Утром во время неловкого завтрака, если вместо пьяного секса ты чуть не разорвал партнера в клочья.
По версии Северуса, очевидно, следовало сделать вид, что ничего не произошло. Он приготовил чай, который они выпили в полной тишине — не столько неловкой, сколько донельзя усталой. Только уставившись на дно чашки, Ремус вспомнил, что вчера ночью они оба были на мгновение уверены: его лучший друг — мертвый лучший друг — стал причиной мистического появления сахара в кубке с зельем. А если верить Северусу, у того была еще привычка расхаживать ночью по своей старой комнате.
Сейчас, когда сквозь цветное стекло на кухню проникало солнце, эти мысли казались бредом. Усталость, а в его случае — еще и луна... Но Ремус прекрасно знал, что после всего пережитого Северус не признался бы, что слышит шаги наверху, если бы не был уверен, что на самом деле их слышит. И да — в кубке действительно откуда-то появился сахар. Поразмыслив, он вспомнил странные звуки, которые на границе сна и бодрствования казались просто скрипами и вздохами старого дома. Другими словами, у них не было доказательств, что в доме, кроме них двоих и изредка Кричера, находится кто-то четвертый — но и оснований полагать, что это не так, тоже не было.
Ремус поднял палочку и произнес несколько заклинаний, проверяющих, нет ли в доме кого-то третьего. Никого не обнаружилось. Он пожал плечами в ответ на вопросительный взгляд Северуса:
— Просто проверил.
Одеяло, в которое он был закутан, слегка сдвинулось, и он больше не мог игнорировать дергающую боль в разодранном плече. Северус тоже заметил рану, но смотрел на нее скорее раздраженно, чем в ужасе.
— Если бы не их идиотские ограничения, я справился бы с этим за две минуты!
— Может, подуешь? — невинно предложил Ремус.
Как ни странно, Северус не последовал его совету, но в конце концов согласился принести из своей комнаты баночку, содержимое которой — по его словам — не только помогало от морщин под глазами, но и залечивало раны. Ремус решил не задавать лишних вопросов, а просто благодарно намазал прохладным гелем исцарапанную кожу, ощущая, как почти сразу же стихает боль в ране.
Через час он уже был вполне в состоянии пойти в душ. Пока отдающая ржавчиной вода стекала по его раздраженной коже, он все думал, как бы отловить незваных гостей. Вдохновение пришло внезапно. Он закрыл кран, еще раз намазался гелем, оделся и похромал в комнату Гарри на первом этаже. Подошел к комоду, где, как он знал, Гарри хранил свои вещи, и призвал то, что было ему нужно. Нижний ящик задергался, Ремус помог ему открыться и достал то, что искал.
Он как раз развернул пергамент на столе в соседней гостиной, когда в комнату вплыл Северус. Ремус виновато застыл, указывая кончиком палочки на пергамент.
— Э-э-э... В общем, тебе, наверное, лучше этого не видеть...
Разумеется, Северус тут же встал рядом и уставился на расстеленный пергамент. К сожалению, Ремус уже успел произнести нужные слова, и у них на глазах чернила сами собой потекли по пожелтевшей поверхности:
«Господа Лунатик, Хвост, Бродяга и Сохатый с гордостью представляют: Карта Мародеров»
Текст не исчезал, и Ремус успел уже незаметно вздохнуть от облегчения. Но потом Северус протянул руку, чтобы развернуть карту к себе, и как только его пальцы коснулись пергамента, чернила снова потекли:
«Мистер Хвост хочет со всем возможным уважением заметить, что карту стоит читать только тем, у кого хватает для этого мозгов».
«Мистер Бродяга поддерживает мистера Хвоста и рекомендует, чтобы читателями карты были разумные существа, а не скользкие рептилии».
«Мистер Сохатый надеется, что карта окажется полезной для ремонта ближайшего террариума».
«Мистер Лунатик хочет сказать в заключение, что...»
Ремус еще раз стукнул по карте палочкой, и границы Хогвартса стали медленно проступать на пергаменте. Но худшее уже случилось.
— Ну, мистер Лунатик, — сказал Северус знакомым бархатным голосом, а глаза его казались темными, как разлитые на пергаменте чернила. — И что же вы хотите мне сказать?
Ремус перебирал в уме всевозможные варианты, пока не решил отбросить все лишнее и сказать простые слова, которые опоздали на много-много лет:
— Прости. Мне очень жаль.
Северус вздрогнул, и гнев стек с его лица. Мгновение спустя оно снова стало сердитым — но больше просто усталым:
— Прошлая ночь вызвала ностальгические воспоминания? К чему весь этот балаган?
— Отчасти... Но дело не совсем в этом, — Ремус погладил шершавую поверхность карты. — Я подумал, что оригинал может нам помочь.
В глазах Северуса вспыхнуло понимание:
— Ты хочешь сделать такую же здесь, да? — сказал он медленно. — Зачем, ради всего святого?
Ремус пожал плечами:
— Ну... считай это паранойей после двух войн, но мне было бы спокойнее, если бы я мог сразу увидеть, кто и когда находится в доме.
Северус не ответил. Он барабанил пальцами по столу, не отводя взгляда от пергамента. Оба следили, как мельтешат на карте черные точки: в Хогвартсе был просто еще один обыкновенный учебный день, ученики торопились на занятия... Ремус увидел имена Джинни и Гермионы рядом — Гермиона настояла, чтобы ей позволили закончить школу и теперь училась вместе с нынешними семикурсниками. Краем глаза он заметил, как напряженно смотрит на карту Северус — наверное, им обоим пришла одна и та же мысль: несмотря на все, что они сделали для школы, жизнь в Хогвартсе шла своим чередом. Без них. Как всегда.
Северус обвел пальцем границы своего бывшего кабинета.
— Кто рисовал? — спросил он вдруг.
— Питер.
Ремус пожал плечами в ответ на поднятую бровь. Они и сами тогда удивились, но Питер всегда хорошо рисовал, и возможность рассмотреть все с крысиной точки зрения, видимо, каким-то образом помогла ему.
— Но мы делали ее много лет... И могли добавлять только те комнаты, о существовании которых знали наверняка. Я не стал бы так рисковать с этим домом.
— Было бы гораздо проще, если бы нам не пришлось начинать с нуля, — произнес Северус, немного подумав. Ремус едва переварил это «мы», а он уже продолжал: — Обычно у таких старинных волшебных зданий есть чертежи, иногда жильцы тоже заказывали себе копию.
Ремус пытливо посмотрел на Северуса, тот махнул рукой и пробормотал:
— Я как-то сделал глупость и сказал Биннсу, что написал однажды эссе о магических домах начала века.
— И получил в награду часовую лекцию?
— Скорее пятичасовую.
Они обменялись беглой улыбкой, от которой внутри как будто вспыхнул дрожащий на ветру огонек свечи. Ремусу казалось, что он каким-то странным образом предает сейчас свою многолетнюю дружбу. Часть его все еще смотрела на карту как на святыню, вечное напоминание о времени, когда он был безудержно счастлив, даже если многое потом оказалось ложью. Сейчас он знал: хоть они самоуверенно считали, что проникли во все тайны Хогвартса, на карте не было многих комнат, которые школа им не открыла, и люди, входившие в них, словно проваливались в пустоту. Он снова услышал веселый голос Питера среди других, увидел его с пером в руке над пергаментом, и ему стало так гадко от этой картины, что он выплюнул слова, закрывающие карту. Пергамент опустел.
Северус уже успел переместиться к огромному книжному стеллажу, который занимал всю стену. Он был полон книг, пергаментов, старых бумаг и каких-то документов — видимо, Блэки использовали его как архив.
— Это может быть только здесь.
Ремус подошел и тоже уставился на заполнившие стеллаж книги.
— К счастью, мы не успели тут в свое время прибраться, — сказал он, окидывая взглядом доходящие до потолка полки. — Я просмотрел некоторые книги, но ничего похожего среди них не было.
— Если не найдем, в Министерстве должны быть первоначальные чертежи. Но вряд ли их отдадут кому-то, кроме настоящего хозяина дома.
При мысли о том, сколько труда им предстоит, у Ремуса опустились руки. Он снова ощутил боль во всем теле и вспомнил, что ничего не ел почти сутки. Но есть не хотелось, хотелось заползти обратно в кровать и не просыпаться несколько дней.
Наверное, это отразилось на его лице, потому что Северус слегка улыбнулся и сказал, придвигая к стеллажу стремянку:
— Я предпочел бы не собирать с пола куски твоего черепа, когда ты от усталости рухнешь с полки вниз. Так что шел бы ты спать.
Ремус благодарно послушался и поплелся наверх. В первый раз за несколько недель он заснул, едва его голова коснулась подушки.
Глава 4
В тот вечер Северус ничего не нашел, и на следующий день тоже. Поиски решено было продолжить и расширить — полок и тайников в доме хватало.
Пока они пробирались сквозь залежи на пыльных полках, октябрь подошел к концу, и стучащийся в окна дождь сменился ледяной крошкой. Щелястые окна покрылись изморозью. Внизу, в кухне, холод просачивался сквозь каменные стены, сжимая тебя в ледяном кулаке. Кряхтение мокрых стен сменилось потусторонним гудением и гулом, а двери, когда их пытались открыть, резко визжали вместо обычного скрипа.
К удивлению Ремуса, Северус плохо переносил этот жестокий холод. Тот ничего не говорил, если не считать ругани по поводу замерзших труб, но все чаще дополнял свой строгий костюм пледом или шалью, по-шамански наброшенными на плечи. Он полагал, что годы, проведенные в подземельях, должны были закалить бывшего профессора зельеварения — похоже, сам Северус тоже так считал, но почему-то мерз в стылых комнатах как никогда раньше. На языке все вертелось замечание насчет старых костей, но Ремуса и самого донимали полузабытые шрамы и распухшие от холода суставы, так что он счел за благо промолчать.
Единственным теплым местом в доме была ванная на третьем этаже, которую Северус превратил в теплицу. Он позаботился, чтобы температура никогда не опускалась настолько, что это могло повредить растениям, и попросил Ремуса наложить согревающие чары, опасаясь самому превысить установленные Министерством ограничения. Время от времени, словно по безмолвному сговору, они оба сбегали от пронизывающего холода в эту маленькую комнату. Ремус мог часами сидеть на полу посреди комнаты, вдыхать горячий влажный воздух и смотреть, как Северус погружает руки в теплую почву.
Однажды, готовя обед, Ремус нашел в ящике стола набор плюй-камней, которые, судя по стершейся букве «Р» на коробке, принадлежали когда-то Регулусу. Прошедшие годы ослабили наложенные на игру чары, и теперь при потере очков камни всего лишь выпускали слабое облачко дыма, которое растворялось в воздухе. Он расставил на столе шарики — просто так, без всякой мысли — и расчертил мелом игровое поле, собираясь все убрать до прихода Северуса, но картошка как раз закипела, так что он просто не успел.
Из-за его болезни у Ремуса в детстве не было друзей, и когда безграничное терпение родителей в конце концов все-таки истощалось, приходилось играть в плюй-камни одному. С тех пор он не встречал никого, кто играл бы по тем же правилам — наверное, поэтому в горле застрял странный ком, который никак было не сглотнуть, когда Северус принялся задумчиво передвигать шарики. Он поставил тарелки на стол и стал наблюдать, из чистого интереса, как Северус играет сам с собой. Ни один не предложил второму сыграть вместе — интересно, что это о них говорило?
Победив себя — или невидимого противника, смотря с какой стороны посмотреть, — Северус собрал шарики в кучку. Один из них застрял в выемке от сучка, но Северус почему-то не торопился вытаскивать его.
— А ты играл в «Змеиное гнездо»?
Ремус вздрогнул, перевел взгляд с игры на лицо Северуса и молча покачал головой. Решительно отодвинув в сторону тарелки, Северус собрал шарики и снова расчертил игровое поле. Дырка от сучка оказалась как раз в центре.
— Правила те же, что и обычно. Но если твой шарик падает в выемку, теряешь десять очков, а если загнал туда биток — проигрываешь игру. Понял?
Ремус кивнул. Через несколько минут он уже потерял двадцать очков и убедился, что, как бы странно это не звучало, Северус явно держал камни в руках далеко не первый раз.
— Кто тебя научил играть? — спросил он, не в силах бороться с любопытством.
— Сам, — коротко бросил Северус, но чуть позже негромко добавил: — Хотя сначала мама.
— Я тоже играл с родителями, — кивнул Ремус. Его маме всегда нравилось хоть как-то приобщаться к волшебству.
Северус выскокомерно поднял бровь. Потом, словно пытаясь защитить доброе имя своей матери от сравнения со всякими там любителями, он резко стукнул по своему шарику так, что тот толкнул вперед один из шариков Ремуса, который, в свою очередь, толкнул биток. Оба свалились в выемку.
Ремус уставился на стол:
— Ты не сказал, что это есть в правилах!
— Поправка — это и есть правило, — ехидно улыбаясь, Северус извлек шарики из дырки. Впервые за долгое время он выглядел по-настоящему довольным. — Если играешь с кем-то, кто не знает правил — пользуйся! Отсюда и название.
* * *
В конце концов план нашелся в каморке Кричера. Ремус заглянул туда в поисках открывашки, зная привычку домовика тащить в свою нору всякое барахло. Открывашки там не оказалось, зато он наткнулся на помятую папку, из которой, вместе со школьным свидетельством Регулуса и какими-то неопределенного вида газетными вырезками, выпали ветхие бумаги, так или иначе связанные с домом, в том числе и его чертежи.
Северус как раз читал в гостиной, когда Ремус ворвался туда, победно размахивая своей находкой, но тут же отложил книгу и принялся рассматривать бумаги, недоверчиво слушая историю их обнаружения. Они быстро пролистали все чертежи: вроде бы дом не очень изменился за эти годы. Не нашлось ни потайных ходов, ни наглухо замурованных комнат, разве что на последнем этаже было две спальни вместо одной — очевидно, чтобы разместить обоих детей.
Северус пощупал бумаги, края которых местами ломались от простого прикосновения.
— Они не выдержат никаких чар, — сказал он вслух то, о чем Ремус уже подумал. — Нам придется начертить на их основе новый план.
Ремус тяжело вздохнул, вспомнив свои давнишние потуги изобразить что-нибудь на карте: почему-то Хогвартс в его исполнении походил на кучу перепутанных кишок. Единственным утешением служило то, что у Джеймса и Сириуса выходило еще хуже.
Пока он пытался разделаться с юношескими комплексами, Северус принес что-то с бокового столика. Ремус знал, что тот в последнее время хранил в комнате письменные принадлежности, чтобы не подниматься каждый раз за ними на третий этаж. К его удивлению, Северус вернулся с длинным куском пергамента и обычным маггловским карандашом — и тут же принялся набрасывать на бумаге план дома, перерисовывая его с древних чертежей. Он начал с того этажа, где они сейчас находились. Карандаш быстро скользил по пергаменту, намечая стены, окна, трубы и другие детали, так что не оставалось сомнений, у кого из двоих больше художественных талантов.
— А я и не знал, что в летних лагерях Пожирателей Смерти вас учили рисовать магические карты, — произнес Ремус вслух, стараясь не думать о Питере.
— Нас и не учили. Мы были слишком заняты, рисуя портреты Темного Лорда, — сухо парировал Северус, заштриховывая лестницу. Он дождался, когда затихнет удивленный смех Ремуса, и продолжил: — Ну скажем так: все эти годы бесконечных исправлений таблиц в эссе по зельям и подсчетов в нумерологии не прошли зря.
Закончив этаж, Северус обвел его чернилами и помахал пергаментом в воздухе, чтобы их высушить. Теперь настала очередь Ремуса проверить, насколько осуществима его идея, прежде чем они примутся рисовать остальные части дома. Вытащив палочку, он попытался вспомнить все заклинания, которые они использовали для создания Карты Мародеров, и соотнести их с теми, что он выучил уже после школы. На самом деле карта была в основном детищем Джеймса и Сириуса, появившимся на свет в результате многих месяцев бесконечных проб и ошибок, и Ремус попросту не всегда при этом присутствовал. Северус раздраженно следил за его работой, в которой сам не мог участвовать, а потому ограничился множеством советов — от почти гениальных до весьма сомнительных, вроде: «Мы могли бы использовать чернила, смешанные с нашей кровью... Почему нет?».
К полуночи в нарисованной гостиной появились две маленькие точки, которые повторяли их движения в коридор и обратно. Имен рядом с ними пока не было и сами точки иногда становились прозрачными, но Ремус гордо улыбался, пока не свело челюсти.
Северус критически смотрел на результат его усилий, но Ремус не мог не заметить, что тот вполне доволен тем, что у них вышло.
— Полагаю, нам не обязательно подписывать готовую карту каким-нибудь дурацким именем?
— Да ладно, это же самое веселое во всем деле! Кроме того, — начал Ремус невинно, внезапно чувствуя отчаянную смелость, — Гарри, кажется, упоминал как-то один подписанный учебник зельеварения...
Заметив промелькнувшую в глазах Северуса панику, он поспешил добавить:
— Так что — поскольку «Карта дома на площади Гриммо» звучит как-то не очень, как насчет «Плана Полукровок»?
Ему показалось, что сейчас он дорого заплатит за глупые шутки, но потом Северус — возможно, тронутый множественным числом в названии — расслабился и позволил себе легкую улыбку:
— Хорошо, что не «Карта двух кретинов».
Усмешка притаилась в уголках его губ, и Ремус твердо решил сохранить ее в памяти и представить себе, когда они будут называть карту.
* * *
Всю следующую неделю Северус рисовал карту, а Ремус накладывал на нее чары. Он прекрасно осознавал, что такая увлеченность скорее всего была вызвана скукой и сводящим с ума бездельем, но был втайне благодарен за возможность делать что-то вместе. Он по-прежнему иногда заходил к Северусу в теплицу, но карта стала для них чем-то, что принадлежало им вместе, обоим. И в ней не было связанных с прошлым ловушек.
По мере того, как на карте появлялись новые этажи, они пробовали все новые заклинания, и когда черные точки на пергаменте смогли обойти дом целиком, а их имена были видны почти на протяжении всего пути, Ремус уже не мог вспомнить, с чьей подачи все получилось. Северус подписал карту без возражений и добавил ниже что-то на латыни.
— Никому не верю, — пояснил он в ответ на вопросительный взгляд.
Они настолько увлеклись самим процессом, что почти забыли, с какой целью карта изначально рисовалась. Когда все было готово, они вызвали Кричера под предлогом возвращения ему одолженных бумаг, и убедились, что точка с его именем появилась на пергаменте. Когда домовик вернулся в Хогвартс, Ремус, нахмурившись, долго смотрел на их с Северусом миниатюрные версии. Остальной дом упрямо оставался пустым.
Северус, разумеется, прочел его как открытую книгу:
— Только не говори, что ты разочарован, потому что тут не крадется никто посторонний!
— В этом было бы больше смысла, чем в остальных версиях!
Северус явно сомневался в этом, но не стал спорить. Красноречивое молчание ясно дало понять, что, хотя они оба изо всех сил старались списать все случившееся на потустороннюю атмосферу дома, грызущая неуверенность росла день ото дня.
Эйфория от создания карты не смогла продлиться долго; наблюдать за тем, как их точки передвигаются по дому, быстро интересно лишь до определенной черты. Поскольку только Ремус мог использовать карту, он почти всегда носил ее с собой, и у него вошло в привычку смотреть на нее, особенно по ночам, чтобы убедиться, что они по-прежнему одни в полном скрипов доме.
Искра, зажженная осознанием собственной необходимости, быстро погасла в глазах Северуса, и он снова посвящал большую часть времени своей теплице и оборудованной в кухонном углу лаборатории. В отличие от Сириуса, которому несмотря на все предупреждения, удавалось время от времени сбежать псом на волю, Северус был в буквальном смысле приговорен к нахождению в четырех стенах. Ремус по опыту знал, что в таком месте, как старый дом Блэков, и два месяца могли показаться пожизненным заключением. Наблюдая, как Северус все чаще отказывается от еды и как заостряются день за днем его скулы, он иногда спрашивал себя — не жалеет ли тот, что выбрал дом на Гриммо вместо Азкабана? Даже в приступе самоуничижения Ремус не считал себя тюремщиком, но была какая-то жестокая ирония в том, что судьба Сириуса, кажется, повторялась...
Несмотря на многообещающее начало, пропасть молчания снова ширилась между ними. Ремус предложил еще одну партию в плюй-камни или в шахматы, но Северус отказался, ссылаясь на занятость с зельями, хотя по большей части сидел перед камином и угрюмо смотрел на огонь, пока очередное зелье тихонько булькало в котле.
Он со скрытым облегчением получил предложение от молодой семьи, в летнем домике которой поселились спасающиеся от мороза златоглазки. Сказав Северусу, что вернется к вечеру, он аппарировал в Северную Англию, где его ждал маленький домик на обледенелом холме. Там, в отличие от Лондона, уже выпал первый снег, и Ремус скользил и спотыкался в снежной жиже, пробираясь навстречу уже поджидающим его супругам.
Вернулся он ближе к полуночи, весь промокший и продрогший до костей. Златоглазки оказались серьезным противником и не желали отдавать завоеванный дом, так что еще он гонялся за ними под снегом по всему двору, не давая проникнуть обратно через заднюю дверь. Дрожа, он вскарабкался по лестнице на свой этаж и — решив, что слишком устал, чтобы идти в душ — просто переоделся в сухое и забрался под одеяло. У него мелькнула мысль, не посмотреть ли карту, но он уже наполовину спал и решил, что обойдется.
Ремус не мог сказать точно, сколько проспал, когда его разбудил какой-то звук из коридора. Ему понадобилось несколько минут, чтобы сообразить, где находится, он даже подумал, что у него жар. Горло саднило, все тело казалось чужим и тяжелым, а простыни неприятно влажными. Шум в коридоре все не стихал, но Ремус не мог сказать, ходил ли там кто-нибудь или это снова был один из голосов старого дома.
Он зажег масляную лампу и потянулся за лежащей на тумбочке картой. Коснувшись ее палочкой, он смотрел, как перед ним разворачивается миниатюрная копия особняка. Пока он искал на карте Северуса, ему в очередной раз показалось, что во всем этом есть что-то от подглядывания сквозь замочную скважину.
Словно понимая, что не справляется с задачей, ради которой ее создали, карта временами не срабатывала как следует. Иногда у нее уходило много времени, чтобы найти их, порой имена не отражались совсем или были нечитаемы. Особенно имя Северуса часто превращалось в невнятный волнообразный набор точек — Ремус объяснял это тем, что, в отличие от него самого, Северус не вложил в карту свою магию.
Вот и сейчас, когда наконец отыскалась черная движущаяся точка этажом ниже, имя разобрать не удалось. Но в доме не было никого, кроме них, так что ошибки быть не могло. Решив, что это Северус только что прошел мимо его комнаты, Ремус следил, как тот идет по коридору в прихожую — прямо к входной двери.
Позже он не мог сказать, что во всем этом показалось настолько странным, чтобы поднять его с кровати. Он выбрался из-под одеяла и поспешил в коридор, временами переходя на бег. Пришлось хвататься за лестничные перила, потому что горячечное сознание никак не успевало за телом. Он все-таки удержался на ногах, и в коридоре первого этажа его встретил внезапный холод, шедший от приоткрытой парадной двери.
В противоположном конце длинного коридора, темным разрывом на фоне серого сумрака, застыл на самом пороге Северус. До невидимой границы, установленной Министерством, оставалось всего несколько шагов. Ремус громко позвал его.
Сначала Северус как будто не слышал, потом медленно, очень медленно повернулся. Только сейчас Ремус заметил, что тот босиком и вообще явно только что встал с кровати. В длинном темном холле лица было не разглядеть, так что Ремус просто осторожно двинулся вперед, протянув руку, готовый схватить и удержать, если Северус вдруг попытается сбежать наружу — но он стоял неподвижно и не шевельнулся даже тогда, когда Ремус подошел вплотную. В широко открытых глазах не было узнавания, только пустой, нечитаемый взгляд, как застоявшаяся вода на дне колодца. Ремус схватил его за запястье и повторил:
— Северус. Северус!
Северус, как будто вырвавшись из сна к жизни, несколько раз моргнул и удивленно посмотрел на него. Потом отшатнулся назад, но Ремус был готов к этому и быстро потянул его вперед, на себя, прочь от двери, пока ничего не случилось. Они внезапно оказались совсем рядом, вплотную друг к другу, и Ремус почувствовал, как чужой пульс мечется под его пальцами. Потом Северус обернулся через плечо на все еще открытую дверь.
— Какого... — начал было он, явно не зная, что сказать.
— Ты ходил во сне, — это казалось единственным логичным в тот момент объяснением. — Я увидел на карте, как ты идешь к выходу.
Северус слабо кивнул, Ремус наконец отпустил его, протиснулся мимо и закрыл дверь. Теперь, без падающего с улицы света, коридор погрузился в почти абсолютную темноту, в которой слышалось только их взбудораженное дыханье. Ремус вздрогнул, когда почувствовал руку на своем плече — Северус потащил его за собой. Они снова нашли убежище на кухне, Ремус по привычке поставил чайник, и под его успокаивающее посвистывание оба сели за стол. Жар, кажется, начал спадать, но в горле все еще царапался острый камень.
— Прежде чем ты спросишь: нет, это не случалось раньше, — отрезал Северус, но, помолчав, добавил: — Насколько я знаю.
— Кто-нибудь может подтвердить?
Ремусу показалось, что он может гордиться своей тактичностью, но Северус видел его насквозь:
— Я, конечно, польщен... Но даже мне не удалось бы, заботясь о делах целой школы и одновременно будучи двойным агентом, вести бурную личную жизнь, — буркнул он. — Так что мой ответ — нет, никто не может засвидетельствовать, что я всю ночь сплю в собственной кровати. Но, думаю, если бы я ходил во сне по школе, это рано или поздно заметили бы.
— Если бы ты был склонен к лунатизму, это объяснило бы те странные звуки... — упрямо продолжил Ремус.
— То есть по-твоему я брожу во сне по комнате Блэка и одновременно нахожусь внизу в своей комнате и слышу сам себя? — он раздраженно вздохнул и отбросил от лица волосы так резко, что на висках остались красные следы.
Ремусу пришлось признать, что в его теории имеются серьезные пробелы, но что-то в словах и тоне, которым они были произнесены, заставило его содрогнуться. Он вспомнил почти не узнаваемую фигуру, застывшую у входа в мир снаружи; в тот момент он решил, что Северус просто подсознательно стремится к свободе, но — если смотреть правде в глаза — пересекая порог, тот сразу же нарушал предписания Министерства. Несчастный случай, который мог привести к катастрофе...
Набрав полную грудь воздуха, Ремус спросил:
— Как ты думаешь, что происходит после смерти с теми, кто не становится привидением?
Северус вздрогнул и как-то странно посмотрел на него:
— Я... Я не думаю об этом.
— Врешь.
— Хорошо, поправка: я стараюсь не думать об этом. Не знаю, как ты, но после всего, что я сделал, лучше просто перестать существовать, чем расплачиваться за свои поступки по ту сторону... если та сторона есть.
— Значит, ты веришь в Ад? Вечные муки? — поинтересовался Ремус. Он налил чай в кружки, размышляя о том, почему религия была не слишком популярна среди волшебников. Когда его укусил оборотень, мама принялась каждое воскресенье ходить в местную церковь, пытаясь поверить в существование чего-то большего, чем просто магия, Силы, которую можно просить о чуде. Время от времени она таскала его с собой — до тех пор, пока он однажды со скуки и досады не заставил раны висевшего на кресте человека кровоточить по-настоящему.
— Я верю, что есть люди, которые этого заслуживают, — хмуро сказал Северус, принимая кружку, и добавил с явным оттенком нетерпения: — Все эти теологические диспуты безумно интересны, но какое они имеют отношение к происходящему?
— Мне кажется, что Сириус... он здесь. Что это все он.
Его слова ошеломили Северуса. Ремус ждал возражений и споров, но он только выдавил сквозь плотно сжатые губы:
— Поясни.
— Я не знаю! — выкрикнул Ремус, тоже теряя терпение. — Может быть, дело в том, как он умер — тебе ведь рассказали про Арку? И про то, где именно она стояла?
— Но ты же смотрел карту и там никого, кроме нас с тобой, не было, так? Она должна показывать духов и привидений, как и та, другая!
Ремусу пришлось согласиться. Они не могли проверить этого на практике, но Кричер на карте был, а значит, кроме собственно волшебников, карта отображала и другие формы жизни — или нежизни, если уж на то пошло. Почувствовав, что мысли просто движутся по замкнутому кругу, Ремус заставил себя вернуться к тому, с чего они начали:
— Самое логичное объяснение всего этого — как я уже сказал, ты ходишь во сне.
— Это, по-моему, чертовски очевидно, — проворчал Северус. — Вопрос скорее в том, чем это вызвано.
Ремус пожал плечами:
— Да чем угодно. Честно говоря, совсем неудивительно, что ты так реагируешь... Или скажешь, что последний год был посвящен мирным научным исследованиям?
Северус снова выглядел так, как будто внезапно очутился на муравейнике: он ерзал на стуле и отводил взгляд.
— Я уже рассказал все, что нужно.
— Ты имеешь в виду, дал показания в суде. Может быть, я не прав, но мне кажется, все же есть разница — рассказывать судье голые факты или просто поговорить с кем-то о том, как на твоих глазах систематически пытали учеников! — Северус наконец поднял на него глаза, и Ремус продолжил: — Все в Ордене знали, какие методы Кэрроу считали подходящими для наказаний.
Северус сглотнул, но голос оставался твердым:
— Я всегда пытался отправлять нарушителей в лес с Хагридом... когда мог.
— Я знаю. Джинни говорила летом.
— Вот как... Ну, раз все и так все обо мне знают, зачем ворошить это еще раз?
— Потому что разговор может помочь!
Пока Ремус пытался выровнять дыхание, на лице Северуса появилась привычная равнодушная отстраненность:
— Я же сказал тебе, еще несколько недель назад, что мне не нужна никакая терапия! В особенности от тебя.
— А если я сам предлагаю? — бросил Ремус, не в силах сдержаться.
— Тогда профессиональная помощь нужна не только мне, — отрезал Северус, давая понять, что разговор закончен.
Допив чай, они поплелись обратно наверх. Перед дверью своей спальни Ремус помедлил, но Северус, устало махнув рукой, продолжил подниматься по ступенькам. Ремус подождал, пока не стукнет захлопнувшаяся дверь, прежде чем последовал примеру и закрылся в комнате. Карта все еще лежала на кровати, где он ее бросил. Он надел еще один свитер, забрался под одеяло и, взяв карту, принялся смотреть на неподвижную точку, подписанную именем Северуса.
В конце концов он так и уснул, глядя на нее.
Ремус Люпин/Северус Снейп
PG-13
Краткое содержание: Сентябрь 1998. Вторая магическая война только что закончилась, и волшебный мир медленно приходит в себя. Ремус по просьбе Гарри перебирается снова на Гриммо, все еще пытаясь справиться с призраками прошлого. Выживший в битве за Хогвартс Северус предстает перед судом за совершенные во время войны преступления. Этой осенью им обоим нужно решить, что они возьмут с собой из прошлого, а что оставят позади — однако выбор зависит не только от них.
Глава 3
Среди всего этого Ремус впервые за почти двадцать лет умудрился кое о чем забыть. О приближающемся полнолунии.
За день до полнолуния Северус поинтересовался, не собирается ли он «на вечернюю прогулку» и получил в ответ недоуменный взгляд — пока Ремус не соотнес наконец донимавшую его уже несколько дней ломоту в костях и последовавшее за обеденной катастрофой жуткое похмелье с чем-то знакомым, намного более знакомым, чем просто нездоровая атмосфера старого дома. Северус, естественно, все прочитал по его лицу и сам внезапно побледнел:
— Какого черта, Люпин?
— Не... не знаю, — Ремус сглотнул и попытался рассуждать логически. — Иногда я не чувствую... приближения. Симптомы менее заметны, понимаешь?
«Иногда, особенно если ты слишком занят, общаясь с восставшими из мертвых бывшими друзьями, можно и забыть...» — решил не добавлять он.
— Понятно, — холодно усмехнулся Северус. — И где ты обычно... превращаешься?
— Здесь.
— Здесь?
— В той же комнате, где раньше жил Клювокрыл. Гарри обычно был тут, чтобы запереть дверь, пока я в комнате, хотя с волчьелычным зельем это, в общем, не обязательно.
Северус скрипнул зубами:
— Ну хорошо. Поскольку ты, со свойственным тебе идиотизмом, все равно не оставил нам времени искать другие варианты, сделаем так. Но только в этот раз!
— К сожалению, у нас небольшая проблема, — Ремус постарался сказать это как можно небрежнее. — У меня нет зелья.
Глаза Северуса превратились в две узкие щели:
— У тебя нет...
— Мунго раздает зелье за несколько дней до полнолуния. Последний день был... вчера. В вечер перед полной луной никого не принимают, ради безопасности других пациентов.
Они стояли посреди ледяного молчания. Потом Северус вздохнул, и окрик, резкий, как свист хлыста, разрезал воздух:
— Кричер!
Раздался хлопок, на персидском ковре материализовался старый домовик, который тут же склонился перед Северусом в поклоне и вежливо проскрипел:
— Господин позвал Кричера.
Северус кивнул:
— Я напишу тебе список. Пойдешь с ним в Хогвартс — у профессора Слагхорна есть ключ от кладовой, он даст тебе все необходимое, — подумав, он добавил: — Скажешь, что Гарри Поттер и его друзья будут очень благодарны за помощь.
Кричер всем своим видом показал, что понял и готов к услугам. Северус отошел к письменному столу, стоящему в углу комнаты. Ремус следил, как тот, не найдя пергамента, просто вырвал чистый лист из ближайшей книги и принялся составлять на нем список. Он прочистил горло и недоверчиво спросил:
— То есть ты...
— Я собираюсь сварить тебе твое треклятое зелье, даже если мне придется делать это в чертовой подставке для зонтов в прихожей! — ядовито пообещал Северус, складывая бумагу.
* * *
В конце концов варить зелье в ноге тролля ему все-таки не пришлось. Они снова перебрались на кухню. Кричер вернулся через час с маленьким котелком, полным разнокалиберных баночек и пучков травы, в которой Ремус опознал аконит. Поверх всего лежало адресованное Гарри письмо. Ремус без колебаний вскрыл его, а Северус принялся расставлять все необходимое на столе. В письме Слагхорн выражал надежду, что смог стать полезным, несмотря на необычность просьбы, но большую часть его занимало цветистое приглашение в Клуб Слизней в качестве почетного гостя.
Дочитав до конца, Ремус бросил быстрый взгляд на Северуса: тот сосредоточенно рассматривал лежащие на столе ингредиенты, очевидно, пытаясь решить, как максимально быстро достичь оптимального результата, и рассматривая все возможные способы ускорить процесс. Разумнее всего было оставить его спокойно работать, так что Ремус поднялся наверх и попробовал читать, стараясь не обращать внимания на каминные часы, которые равнодушно отсчитывали оставшееся до темноты время. Время от времени его мускулы неприятно подергивало, но в остальном волк пока молчал.
Когда до восхода луны осталось около часа, Северус пришел за ним. Для приготовления зелья требовались кое-какие заклинания, и он не был уверен, не превышают ли они установленные Министерством ограничения. Права на ошибку уже не было. Ремус старался, как мог, выполнять указания, но чувствовал себя так, словно он снова на первом уроке зельеварения в Хогвартсе — он тогда умудрился каким-то образом приготовить нечто, прикипевшее плотной массой ко дну котла.
Северус перелил готовое зелье в большой кубок, а потом вдруг рухнул в кресло, как марионетка, у которой перерезали нити. Потирая больные глаза, он пробормотал:
— Иди наверх. Я принесу, когда остынет.
Ремус послушался. Где-то на уровне второго этажа напряжение отпустило и ноги вдруг отказались его держать, но ему удалось, вцепившись в перила, затащить себя наверх. В большой спальне, несмотря на все проветривания и уборки, до сих пор пахло животными — Клювокрылом и его едой, Бродягой и им самим, и отдаленно — кровью. Гарри никогда ничего не замечал, но когда обоняние обострялось перед превращением, Ремус чувствовал этот запах, железистый запах растерзанных маленьких тушек, который впитался в ковры и разодранные когтями подушки. Только сейчас ему пришло в голову — наверное, Сириус тоже его ощущал, сидя здесь долгими часами рядом с гиппогрифом.
Наконец с лестницы донесся шум шагов, и Северус тенью скользнул внутрь. Весь его вид просто кричал о неимоверной усталости, но держащая кубок рука была твердой. Ремус, благодарно улыбнувшись, взял кубок. Он ждал знакомой горечи, но ее не было — на языке крутилась обманчивая сладость.
— Если твое зелье первой помощи всегда такое на вкус, пожалуй, мне стоит почаще забывать про луну, — попытался пошутить он.
Северус непонимающе уставился на него:
— О чем ты? Оно такое же, как и всегда. Неприятный вкус означает, что зелье действует.
— Это шутка, да? — слова вырвались сами. — Ты добавил в эту порцию сахара? Да?
Они оба прекрасно знали: сахар нейтрализует эффект зелья.
— Уверяю тебя, это единственная порция.
Северус выхватил бокал из его руки, провел пальцем по дну и лизнул. Мгновение застыло, Северус молчал, и какая-то часть напряженных до предела нервов Ремуса уже успела расслабиться, когда рука, держащая бокал, бессильно упала, и он со звоном покатился под кровать.
— Ты издеваешься? — голос Северуса слегка подрагивал. — По-твоему, это смешно — отомстить мне, выбросив к чертям результат многочасовой работы?
— Я только что спросил тебя о том же! — раздражение и злость принадлежали не только ему. Ремус уже чувствовал знакомую силу луны, словно во внутренности запустили крюк, готовый вот-вот вывернуть его кожу наружу. — Ты что-то напутал!
— Это невозможно! Как ты думаешь, сколько времени мне на самом деле нужно, чтобы приготовить зелье? Даже ты, с твоим дурацким маханьем палочкой, не смог бы все испортить! Если бы я рассчитывал на удачу, а не на свои знания, все было бы уже давно готово.
Резкая боль пронзила голову, казалось, череп раскалывается пополам... Он знал, что это только предвестие той, настоящей боли, когда его лицо будет превращаться в волчью морду. Потирая виски, он опустился на разгромленную кровать, попытался отогнать боль и подумать, просчитать варианты — и одновременно не запаниковать при мысли, что впервые за четыре года он лишен своего лекарства. В последнее время кто-то из членов Ордена всегда доставал ему волчьелычное зелье. Сириус вначале был просто счастлив, когда после всех этих лет они снова могли проводить время вместе в звериных обличьях, сохраняя разум, но постепенно и это стало для него одной из ненужных обязанностей.
Сириус...
Наверное, волнами накатывающая боль спутала его мысли, потому что Ремус, сам того не ожидая, пробормотал:
— Хотя я знаю, кто счел бы все это очень забавной шуткой...
То ли его измочаленное сознание было открытой книгой, то ли ответ просто витал в воздухе, но Северус едва заметно кивнул:
— Блэк.
Ремус не хотел об этом вспоминать, но нынешняя ситуация слишком уж походила на ту, школьную, когда Сириус показал Северусу потайной вход под Ивой, прекрасно сознавая, чем все может закончиться.
В его теории скрывалась всего одна проблема: Сириус был...
Северус вдруг дернулся. Когда Ремус поднял голову и посмотрел ему прямо в глаза, он заметил странную, перемешанную с мучительной усталостью неуверенность.
— Иногда ночью, — произнес он медленно, — мне кажется, что я слышу... слышу наверху шаги.
Ремус вспомнил, насколько отчетливо он сам слышал шаги сквозь потолок, и мысленно нарисовал план дома — хотя, в общем-то, уже знал правду. На верхнем этаже, где он не был уже два года, как раз над комнатой Северуса находилась старая комната Сириуса.
Волна боли, намного сильнее всех предыдущих, настигла его, сложила пополам, вырывая из горла звук, больше похожий на вой, чем на человеческий крик. Когда ему удалось снова приоткрыть глаза, он увидел Северуса — тот прижался спиной к противоположной стене, но все еще был в комнате. Ремус зацепился за эту мысль, как за якорь, и прохрипел:
— Уходи... Запри дверь... и поставь что-нибудь... шкаф, стол или оба! И... входную дверь тоже... и вход... на кухню. Если что-то пойдет не так — беги через заднюю дверь. Давай!
Северус коротко кивнул и быстро вышел из комнаты. Сворачиваясь в клубок на кровати, Ремус слушал, как в коридоре передвигают что-то тяжелое, потом этот звук сменился удаляющимися вниз по лестнице торопливыми шагами.
В опустившейся тишине Ремус позволил себе слегка расслабиться. Он спрятал палочку в привычное место за камином и снова вернулся в кровать. Вдыхая тяжелый запах крови, он подумал, что в этот раз сумел сам спасти Северуса — не Джеймс, а он. В этой мысли, завернутой в боль, как в одеяло, было что-то невыразимо утешительное, и он думал об этом, пока волчьи инстинкты не закрыли его сознание черной пеленой.
* * *
Следующим утром Ремуса разбудило редкое осеннее солнце, светившее сквозь пыльное стекло прямо ему в лицо. Он открыл глаза и обнаружил, что валяется на полу среди остатков диванного столика, а комната вокруг выглядела... Так, как и должна была. Разрушенной. Из его одежды остались целыми одиноко висящий на люстре ботинок и найденный в паре метров от бывшего столика рукав рубахи, голая кожа была покрыта ранами и царапинами, самая большая красовалась на левом плече. Он и чувствовал себя так же — как будто его тело тоже разрушено наряду с комнатой.
Достав из тайника палочку, он, как мог, завернулся в то, что осталось от покрывала, и попытался открыть дверь. Охранные чары, наложенные во времена Ордена, все еще не давали аппарировать внутри дома, но ему как-то удалось выпустить сквозь замочную скважину заклинание, которое отодвинуло загораживающую дверь мебель, и проскользнуть в образовавшуюся щель. В прихожей его ждала похожая картина — перед входной дверью были составлены стулья и кухонный шкаф, из тех, что поменьше.
Северус нашелся в кухне. Он спал прямо за столом, опустив голову на руки. Под ногой Ремуса скрипнула ступенька, и Северус вскинулся, моментально проснулся и вскочил, держа палочку прямо перед собой. Ремус плотнее закутался в свою импровизированную тогу и махнул рукой:
— Все в порядке?
Северус кивнул и наконец опустил палочку. Ремус кивнул в ответ и сел за стол, думая, как полагается себя вести Следующим Утром во время неловкого завтрака, если вместо пьяного секса ты чуть не разорвал партнера в клочья.
По версии Северуса, очевидно, следовало сделать вид, что ничего не произошло. Он приготовил чай, который они выпили в полной тишине — не столько неловкой, сколько донельзя усталой. Только уставившись на дно чашки, Ремус вспомнил, что вчера ночью они оба были на мгновение уверены: его лучший друг — мертвый лучший друг — стал причиной мистического появления сахара в кубке с зельем. А если верить Северусу, у того была еще привычка расхаживать ночью по своей старой комнате.
Сейчас, когда сквозь цветное стекло на кухню проникало солнце, эти мысли казались бредом. Усталость, а в его случае — еще и луна... Но Ремус прекрасно знал, что после всего пережитого Северус не признался бы, что слышит шаги наверху, если бы не был уверен, что на самом деле их слышит. И да — в кубке действительно откуда-то появился сахар. Поразмыслив, он вспомнил странные звуки, которые на границе сна и бодрствования казались просто скрипами и вздохами старого дома. Другими словами, у них не было доказательств, что в доме, кроме них двоих и изредка Кричера, находится кто-то четвертый — но и оснований полагать, что это не так, тоже не было.
Ремус поднял палочку и произнес несколько заклинаний, проверяющих, нет ли в доме кого-то третьего. Никого не обнаружилось. Он пожал плечами в ответ на вопросительный взгляд Северуса:
— Просто проверил.
Одеяло, в которое он был закутан, слегка сдвинулось, и он больше не мог игнорировать дергающую боль в разодранном плече. Северус тоже заметил рану, но смотрел на нее скорее раздраженно, чем в ужасе.
— Если бы не их идиотские ограничения, я справился бы с этим за две минуты!
— Может, подуешь? — невинно предложил Ремус.
Как ни странно, Северус не последовал его совету, но в конце концов согласился принести из своей комнаты баночку, содержимое которой — по его словам — не только помогало от морщин под глазами, но и залечивало раны. Ремус решил не задавать лишних вопросов, а просто благодарно намазал прохладным гелем исцарапанную кожу, ощущая, как почти сразу же стихает боль в ране.
Через час он уже был вполне в состоянии пойти в душ. Пока отдающая ржавчиной вода стекала по его раздраженной коже, он все думал, как бы отловить незваных гостей. Вдохновение пришло внезапно. Он закрыл кран, еще раз намазался гелем, оделся и похромал в комнату Гарри на первом этаже. Подошел к комоду, где, как он знал, Гарри хранил свои вещи, и призвал то, что было ему нужно. Нижний ящик задергался, Ремус помог ему открыться и достал то, что искал.
Он как раз развернул пергамент на столе в соседней гостиной, когда в комнату вплыл Северус. Ремус виновато застыл, указывая кончиком палочки на пергамент.
— Э-э-э... В общем, тебе, наверное, лучше этого не видеть...
Разумеется, Северус тут же встал рядом и уставился на расстеленный пергамент. К сожалению, Ремус уже успел произнести нужные слова, и у них на глазах чернила сами собой потекли по пожелтевшей поверхности:
«Господа Лунатик, Хвост, Бродяга и Сохатый с гордостью представляют: Карта Мародеров»
Текст не исчезал, и Ремус успел уже незаметно вздохнуть от облегчения. Но потом Северус протянул руку, чтобы развернуть карту к себе, и как только его пальцы коснулись пергамента, чернила снова потекли:
«Мистер Хвост хочет со всем возможным уважением заметить, что карту стоит читать только тем, у кого хватает для этого мозгов».
«Мистер Бродяга поддерживает мистера Хвоста и рекомендует, чтобы читателями карты были разумные существа, а не скользкие рептилии».
«Мистер Сохатый надеется, что карта окажется полезной для ремонта ближайшего террариума».
«Мистер Лунатик хочет сказать в заключение, что...»
Ремус еще раз стукнул по карте палочкой, и границы Хогвартса стали медленно проступать на пергаменте. Но худшее уже случилось.
— Ну, мистер Лунатик, — сказал Северус знакомым бархатным голосом, а глаза его казались темными, как разлитые на пергаменте чернила. — И что же вы хотите мне сказать?
Ремус перебирал в уме всевозможные варианты, пока не решил отбросить все лишнее и сказать простые слова, которые опоздали на много-много лет:
— Прости. Мне очень жаль.
Северус вздрогнул, и гнев стек с его лица. Мгновение спустя оно снова стало сердитым — но больше просто усталым:
— Прошлая ночь вызвала ностальгические воспоминания? К чему весь этот балаган?
— Отчасти... Но дело не совсем в этом, — Ремус погладил шершавую поверхность карты. — Я подумал, что оригинал может нам помочь.
В глазах Северуса вспыхнуло понимание:
— Ты хочешь сделать такую же здесь, да? — сказал он медленно. — Зачем, ради всего святого?
Ремус пожал плечами:
— Ну... считай это паранойей после двух войн, но мне было бы спокойнее, если бы я мог сразу увидеть, кто и когда находится в доме.
Северус не ответил. Он барабанил пальцами по столу, не отводя взгляда от пергамента. Оба следили, как мельтешат на карте черные точки: в Хогвартсе был просто еще один обыкновенный учебный день, ученики торопились на занятия... Ремус увидел имена Джинни и Гермионы рядом — Гермиона настояла, чтобы ей позволили закончить школу и теперь училась вместе с нынешними семикурсниками. Краем глаза он заметил, как напряженно смотрит на карту Северус — наверное, им обоим пришла одна и та же мысль: несмотря на все, что они сделали для школы, жизнь в Хогвартсе шла своим чередом. Без них. Как всегда.
Северус обвел пальцем границы своего бывшего кабинета.
— Кто рисовал? — спросил он вдруг.
— Питер.
Ремус пожал плечами в ответ на поднятую бровь. Они и сами тогда удивились, но Питер всегда хорошо рисовал, и возможность рассмотреть все с крысиной точки зрения, видимо, каким-то образом помогла ему.
— Но мы делали ее много лет... И могли добавлять только те комнаты, о существовании которых знали наверняка. Я не стал бы так рисковать с этим домом.
— Было бы гораздо проще, если бы нам не пришлось начинать с нуля, — произнес Северус, немного подумав. Ремус едва переварил это «мы», а он уже продолжал: — Обычно у таких старинных волшебных зданий есть чертежи, иногда жильцы тоже заказывали себе копию.
Ремус пытливо посмотрел на Северуса, тот махнул рукой и пробормотал:
— Я как-то сделал глупость и сказал Биннсу, что написал однажды эссе о магических домах начала века.
— И получил в награду часовую лекцию?
— Скорее пятичасовую.
Они обменялись беглой улыбкой, от которой внутри как будто вспыхнул дрожащий на ветру огонек свечи. Ремусу казалось, что он каким-то странным образом предает сейчас свою многолетнюю дружбу. Часть его все еще смотрела на карту как на святыню, вечное напоминание о времени, когда он был безудержно счастлив, даже если многое потом оказалось ложью. Сейчас он знал: хоть они самоуверенно считали, что проникли во все тайны Хогвартса, на карте не было многих комнат, которые школа им не открыла, и люди, входившие в них, словно проваливались в пустоту. Он снова услышал веселый голос Питера среди других, увидел его с пером в руке над пергаментом, и ему стало так гадко от этой картины, что он выплюнул слова, закрывающие карту. Пергамент опустел.
Северус уже успел переместиться к огромному книжному стеллажу, который занимал всю стену. Он был полон книг, пергаментов, старых бумаг и каких-то документов — видимо, Блэки использовали его как архив.
— Это может быть только здесь.
Ремус подошел и тоже уставился на заполнившие стеллаж книги.
— К счастью, мы не успели тут в свое время прибраться, — сказал он, окидывая взглядом доходящие до потолка полки. — Я просмотрел некоторые книги, но ничего похожего среди них не было.
— Если не найдем, в Министерстве должны быть первоначальные чертежи. Но вряд ли их отдадут кому-то, кроме настоящего хозяина дома.
При мысли о том, сколько труда им предстоит, у Ремуса опустились руки. Он снова ощутил боль во всем теле и вспомнил, что ничего не ел почти сутки. Но есть не хотелось, хотелось заползти обратно в кровать и не просыпаться несколько дней.
Наверное, это отразилось на его лице, потому что Северус слегка улыбнулся и сказал, придвигая к стеллажу стремянку:
— Я предпочел бы не собирать с пола куски твоего черепа, когда ты от усталости рухнешь с полки вниз. Так что шел бы ты спать.
Ремус благодарно послушался и поплелся наверх. В первый раз за несколько недель он заснул, едва его голова коснулась подушки.
Глава 4
В тот вечер Северус ничего не нашел, и на следующий день тоже. Поиски решено было продолжить и расширить — полок и тайников в доме хватало.
Пока они пробирались сквозь залежи на пыльных полках, октябрь подошел к концу, и стучащийся в окна дождь сменился ледяной крошкой. Щелястые окна покрылись изморозью. Внизу, в кухне, холод просачивался сквозь каменные стены, сжимая тебя в ледяном кулаке. Кряхтение мокрых стен сменилось потусторонним гудением и гулом, а двери, когда их пытались открыть, резко визжали вместо обычного скрипа.
К удивлению Ремуса, Северус плохо переносил этот жестокий холод. Тот ничего не говорил, если не считать ругани по поводу замерзших труб, но все чаще дополнял свой строгий костюм пледом или шалью, по-шамански наброшенными на плечи. Он полагал, что годы, проведенные в подземельях, должны были закалить бывшего профессора зельеварения — похоже, сам Северус тоже так считал, но почему-то мерз в стылых комнатах как никогда раньше. На языке все вертелось замечание насчет старых костей, но Ремуса и самого донимали полузабытые шрамы и распухшие от холода суставы, так что он счел за благо промолчать.
Единственным теплым местом в доме была ванная на третьем этаже, которую Северус превратил в теплицу. Он позаботился, чтобы температура никогда не опускалась настолько, что это могло повредить растениям, и попросил Ремуса наложить согревающие чары, опасаясь самому превысить установленные Министерством ограничения. Время от времени, словно по безмолвному сговору, они оба сбегали от пронизывающего холода в эту маленькую комнату. Ремус мог часами сидеть на полу посреди комнаты, вдыхать горячий влажный воздух и смотреть, как Северус погружает руки в теплую почву.
Однажды, готовя обед, Ремус нашел в ящике стола набор плюй-камней, которые, судя по стершейся букве «Р» на коробке, принадлежали когда-то Регулусу. Прошедшие годы ослабили наложенные на игру чары, и теперь при потере очков камни всего лишь выпускали слабое облачко дыма, которое растворялось в воздухе. Он расставил на столе шарики — просто так, без всякой мысли — и расчертил мелом игровое поле, собираясь все убрать до прихода Северуса, но картошка как раз закипела, так что он просто не успел.
Из-за его болезни у Ремуса в детстве не было друзей, и когда безграничное терпение родителей в конце концов все-таки истощалось, приходилось играть в плюй-камни одному. С тех пор он не встречал никого, кто играл бы по тем же правилам — наверное, поэтому в горле застрял странный ком, который никак было не сглотнуть, когда Северус принялся задумчиво передвигать шарики. Он поставил тарелки на стол и стал наблюдать, из чистого интереса, как Северус играет сам с собой. Ни один не предложил второму сыграть вместе — интересно, что это о них говорило?
Победив себя — или невидимого противника, смотря с какой стороны посмотреть, — Северус собрал шарики в кучку. Один из них застрял в выемке от сучка, но Северус почему-то не торопился вытаскивать его.
— А ты играл в «Змеиное гнездо»?
Ремус вздрогнул, перевел взгляд с игры на лицо Северуса и молча покачал головой. Решительно отодвинув в сторону тарелки, Северус собрал шарики и снова расчертил игровое поле. Дырка от сучка оказалась как раз в центре.
— Правила те же, что и обычно. Но если твой шарик падает в выемку, теряешь десять очков, а если загнал туда биток — проигрываешь игру. Понял?
Ремус кивнул. Через несколько минут он уже потерял двадцать очков и убедился, что, как бы странно это не звучало, Северус явно держал камни в руках далеко не первый раз.
— Кто тебя научил играть? — спросил он, не в силах бороться с любопытством.
— Сам, — коротко бросил Северус, но чуть позже негромко добавил: — Хотя сначала мама.
— Я тоже играл с родителями, — кивнул Ремус. Его маме всегда нравилось хоть как-то приобщаться к волшебству.
Северус выскокомерно поднял бровь. Потом, словно пытаясь защитить доброе имя своей матери от сравнения со всякими там любителями, он резко стукнул по своему шарику так, что тот толкнул вперед один из шариков Ремуса, который, в свою очередь, толкнул биток. Оба свалились в выемку.
Ремус уставился на стол:
— Ты не сказал, что это есть в правилах!
— Поправка — это и есть правило, — ехидно улыбаясь, Северус извлек шарики из дырки. Впервые за долгое время он выглядел по-настоящему довольным. — Если играешь с кем-то, кто не знает правил — пользуйся! Отсюда и название.
* * *
В конце концов план нашелся в каморке Кричера. Ремус заглянул туда в поисках открывашки, зная привычку домовика тащить в свою нору всякое барахло. Открывашки там не оказалось, зато он наткнулся на помятую папку, из которой, вместе со школьным свидетельством Регулуса и какими-то неопределенного вида газетными вырезками, выпали ветхие бумаги, так или иначе связанные с домом, в том числе и его чертежи.
Северус как раз читал в гостиной, когда Ремус ворвался туда, победно размахивая своей находкой, но тут же отложил книгу и принялся рассматривать бумаги, недоверчиво слушая историю их обнаружения. Они быстро пролистали все чертежи: вроде бы дом не очень изменился за эти годы. Не нашлось ни потайных ходов, ни наглухо замурованных комнат, разве что на последнем этаже было две спальни вместо одной — очевидно, чтобы разместить обоих детей.
Северус пощупал бумаги, края которых местами ломались от простого прикосновения.
— Они не выдержат никаких чар, — сказал он вслух то, о чем Ремус уже подумал. — Нам придется начертить на их основе новый план.
Ремус тяжело вздохнул, вспомнив свои давнишние потуги изобразить что-нибудь на карте: почему-то Хогвартс в его исполнении походил на кучу перепутанных кишок. Единственным утешением служило то, что у Джеймса и Сириуса выходило еще хуже.
Пока он пытался разделаться с юношескими комплексами, Северус принес что-то с бокового столика. Ремус знал, что тот в последнее время хранил в комнате письменные принадлежности, чтобы не подниматься каждый раз за ними на третий этаж. К его удивлению, Северус вернулся с длинным куском пергамента и обычным маггловским карандашом — и тут же принялся набрасывать на бумаге план дома, перерисовывая его с древних чертежей. Он начал с того этажа, где они сейчас находились. Карандаш быстро скользил по пергаменту, намечая стены, окна, трубы и другие детали, так что не оставалось сомнений, у кого из двоих больше художественных талантов.
— А я и не знал, что в летних лагерях Пожирателей Смерти вас учили рисовать магические карты, — произнес Ремус вслух, стараясь не думать о Питере.
— Нас и не учили. Мы были слишком заняты, рисуя портреты Темного Лорда, — сухо парировал Северус, заштриховывая лестницу. Он дождался, когда затихнет удивленный смех Ремуса, и продолжил: — Ну скажем так: все эти годы бесконечных исправлений таблиц в эссе по зельям и подсчетов в нумерологии не прошли зря.
Закончив этаж, Северус обвел его чернилами и помахал пергаментом в воздухе, чтобы их высушить. Теперь настала очередь Ремуса проверить, насколько осуществима его идея, прежде чем они примутся рисовать остальные части дома. Вытащив палочку, он попытался вспомнить все заклинания, которые они использовали для создания Карты Мародеров, и соотнести их с теми, что он выучил уже после школы. На самом деле карта была в основном детищем Джеймса и Сириуса, появившимся на свет в результате многих месяцев бесконечных проб и ошибок, и Ремус попросту не всегда при этом присутствовал. Северус раздраженно следил за его работой, в которой сам не мог участвовать, а потому ограничился множеством советов — от почти гениальных до весьма сомнительных, вроде: «Мы могли бы использовать чернила, смешанные с нашей кровью... Почему нет?».
К полуночи в нарисованной гостиной появились две маленькие точки, которые повторяли их движения в коридор и обратно. Имен рядом с ними пока не было и сами точки иногда становились прозрачными, но Ремус гордо улыбался, пока не свело челюсти.
Северус критически смотрел на результат его усилий, но Ремус не мог не заметить, что тот вполне доволен тем, что у них вышло.
— Полагаю, нам не обязательно подписывать готовую карту каким-нибудь дурацким именем?
— Да ладно, это же самое веселое во всем деле! Кроме того, — начал Ремус невинно, внезапно чувствуя отчаянную смелость, — Гарри, кажется, упоминал как-то один подписанный учебник зельеварения...
Заметив промелькнувшую в глазах Северуса панику, он поспешил добавить:
— Так что — поскольку «Карта дома на площади Гриммо» звучит как-то не очень, как насчет «Плана Полукровок»?
Ему показалось, что сейчас он дорого заплатит за глупые шутки, но потом Северус — возможно, тронутый множественным числом в названии — расслабился и позволил себе легкую улыбку:
— Хорошо, что не «Карта двух кретинов».
Усмешка притаилась в уголках его губ, и Ремус твердо решил сохранить ее в памяти и представить себе, когда они будут называть карту.
* * *
Всю следующую неделю Северус рисовал карту, а Ремус накладывал на нее чары. Он прекрасно осознавал, что такая увлеченность скорее всего была вызвана скукой и сводящим с ума бездельем, но был втайне благодарен за возможность делать что-то вместе. Он по-прежнему иногда заходил к Северусу в теплицу, но карта стала для них чем-то, что принадлежало им вместе, обоим. И в ней не было связанных с прошлым ловушек.
По мере того, как на карте появлялись новые этажи, они пробовали все новые заклинания, и когда черные точки на пергаменте смогли обойти дом целиком, а их имена были видны почти на протяжении всего пути, Ремус уже не мог вспомнить, с чьей подачи все получилось. Северус подписал карту без возражений и добавил ниже что-то на латыни.
— Никому не верю, — пояснил он в ответ на вопросительный взгляд.
Они настолько увлеклись самим процессом, что почти забыли, с какой целью карта изначально рисовалась. Когда все было готово, они вызвали Кричера под предлогом возвращения ему одолженных бумаг, и убедились, что точка с его именем появилась на пергаменте. Когда домовик вернулся в Хогвартс, Ремус, нахмурившись, долго смотрел на их с Северусом миниатюрные версии. Остальной дом упрямо оставался пустым.
Северус, разумеется, прочел его как открытую книгу:
— Только не говори, что ты разочарован, потому что тут не крадется никто посторонний!
— В этом было бы больше смысла, чем в остальных версиях!
Северус явно сомневался в этом, но не стал спорить. Красноречивое молчание ясно дало понять, что, хотя они оба изо всех сил старались списать все случившееся на потустороннюю атмосферу дома, грызущая неуверенность росла день ото дня.
Эйфория от создания карты не смогла продлиться долго; наблюдать за тем, как их точки передвигаются по дому, быстро интересно лишь до определенной черты. Поскольку только Ремус мог использовать карту, он почти всегда носил ее с собой, и у него вошло в привычку смотреть на нее, особенно по ночам, чтобы убедиться, что они по-прежнему одни в полном скрипов доме.
Искра, зажженная осознанием собственной необходимости, быстро погасла в глазах Северуса, и он снова посвящал большую часть времени своей теплице и оборудованной в кухонном углу лаборатории. В отличие от Сириуса, которому несмотря на все предупреждения, удавалось время от времени сбежать псом на волю, Северус был в буквальном смысле приговорен к нахождению в четырех стенах. Ремус по опыту знал, что в таком месте, как старый дом Блэков, и два месяца могли показаться пожизненным заключением. Наблюдая, как Северус все чаще отказывается от еды и как заостряются день за днем его скулы, он иногда спрашивал себя — не жалеет ли тот, что выбрал дом на Гриммо вместо Азкабана? Даже в приступе самоуничижения Ремус не считал себя тюремщиком, но была какая-то жестокая ирония в том, что судьба Сириуса, кажется, повторялась...
Несмотря на многообещающее начало, пропасть молчания снова ширилась между ними. Ремус предложил еще одну партию в плюй-камни или в шахматы, но Северус отказался, ссылаясь на занятость с зельями, хотя по большей части сидел перед камином и угрюмо смотрел на огонь, пока очередное зелье тихонько булькало в котле.
Он со скрытым облегчением получил предложение от молодой семьи, в летнем домике которой поселились спасающиеся от мороза златоглазки. Сказав Северусу, что вернется к вечеру, он аппарировал в Северную Англию, где его ждал маленький домик на обледенелом холме. Там, в отличие от Лондона, уже выпал первый снег, и Ремус скользил и спотыкался в снежной жиже, пробираясь навстречу уже поджидающим его супругам.
Вернулся он ближе к полуночи, весь промокший и продрогший до костей. Златоглазки оказались серьезным противником и не желали отдавать завоеванный дом, так что еще он гонялся за ними под снегом по всему двору, не давая проникнуть обратно через заднюю дверь. Дрожа, он вскарабкался по лестнице на свой этаж и — решив, что слишком устал, чтобы идти в душ — просто переоделся в сухое и забрался под одеяло. У него мелькнула мысль, не посмотреть ли карту, но он уже наполовину спал и решил, что обойдется.
Ремус не мог сказать точно, сколько проспал, когда его разбудил какой-то звук из коридора. Ему понадобилось несколько минут, чтобы сообразить, где находится, он даже подумал, что у него жар. Горло саднило, все тело казалось чужим и тяжелым, а простыни неприятно влажными. Шум в коридоре все не стихал, но Ремус не мог сказать, ходил ли там кто-нибудь или это снова был один из голосов старого дома.
Он зажег масляную лампу и потянулся за лежащей на тумбочке картой. Коснувшись ее палочкой, он смотрел, как перед ним разворачивается миниатюрная копия особняка. Пока он искал на карте Северуса, ему в очередной раз показалось, что во всем этом есть что-то от подглядывания сквозь замочную скважину.
Словно понимая, что не справляется с задачей, ради которой ее создали, карта временами не срабатывала как следует. Иногда у нее уходило много времени, чтобы найти их, порой имена не отражались совсем или были нечитаемы. Особенно имя Северуса часто превращалось в невнятный волнообразный набор точек — Ремус объяснял это тем, что, в отличие от него самого, Северус не вложил в карту свою магию.
Вот и сейчас, когда наконец отыскалась черная движущаяся точка этажом ниже, имя разобрать не удалось. Но в доме не было никого, кроме них, так что ошибки быть не могло. Решив, что это Северус только что прошел мимо его комнаты, Ремус следил, как тот идет по коридору в прихожую — прямо к входной двери.
Позже он не мог сказать, что во всем этом показалось настолько странным, чтобы поднять его с кровати. Он выбрался из-под одеяла и поспешил в коридор, временами переходя на бег. Пришлось хвататься за лестничные перила, потому что горячечное сознание никак не успевало за телом. Он все-таки удержался на ногах, и в коридоре первого этажа его встретил внезапный холод, шедший от приоткрытой парадной двери.
В противоположном конце длинного коридора, темным разрывом на фоне серого сумрака, застыл на самом пороге Северус. До невидимой границы, установленной Министерством, оставалось всего несколько шагов. Ремус громко позвал его.
Сначала Северус как будто не слышал, потом медленно, очень медленно повернулся. Только сейчас Ремус заметил, что тот босиком и вообще явно только что встал с кровати. В длинном темном холле лица было не разглядеть, так что Ремус просто осторожно двинулся вперед, протянув руку, готовый схватить и удержать, если Северус вдруг попытается сбежать наружу — но он стоял неподвижно и не шевельнулся даже тогда, когда Ремус подошел вплотную. В широко открытых глазах не было узнавания, только пустой, нечитаемый взгляд, как застоявшаяся вода на дне колодца. Ремус схватил его за запястье и повторил:
— Северус. Северус!
Северус, как будто вырвавшись из сна к жизни, несколько раз моргнул и удивленно посмотрел на него. Потом отшатнулся назад, но Ремус был готов к этому и быстро потянул его вперед, на себя, прочь от двери, пока ничего не случилось. Они внезапно оказались совсем рядом, вплотную друг к другу, и Ремус почувствовал, как чужой пульс мечется под его пальцами. Потом Северус обернулся через плечо на все еще открытую дверь.
— Какого... — начал было он, явно не зная, что сказать.
— Ты ходил во сне, — это казалось единственным логичным в тот момент объяснением. — Я увидел на карте, как ты идешь к выходу.
Северус слабо кивнул, Ремус наконец отпустил его, протиснулся мимо и закрыл дверь. Теперь, без падающего с улицы света, коридор погрузился в почти абсолютную темноту, в которой слышалось только их взбудораженное дыханье. Ремус вздрогнул, когда почувствовал руку на своем плече — Северус потащил его за собой. Они снова нашли убежище на кухне, Ремус по привычке поставил чайник, и под его успокаивающее посвистывание оба сели за стол. Жар, кажется, начал спадать, но в горле все еще царапался острый камень.
— Прежде чем ты спросишь: нет, это не случалось раньше, — отрезал Северус, но, помолчав, добавил: — Насколько я знаю.
— Кто-нибудь может подтвердить?
Ремусу показалось, что он может гордиться своей тактичностью, но Северус видел его насквозь:
— Я, конечно, польщен... Но даже мне не удалось бы, заботясь о делах целой школы и одновременно будучи двойным агентом, вести бурную личную жизнь, — буркнул он. — Так что мой ответ — нет, никто не может засвидетельствовать, что я всю ночь сплю в собственной кровати. Но, думаю, если бы я ходил во сне по школе, это рано или поздно заметили бы.
— Если бы ты был склонен к лунатизму, это объяснило бы те странные звуки... — упрямо продолжил Ремус.
— То есть по-твоему я брожу во сне по комнате Блэка и одновременно нахожусь внизу в своей комнате и слышу сам себя? — он раздраженно вздохнул и отбросил от лица волосы так резко, что на висках остались красные следы.
Ремусу пришлось признать, что в его теории имеются серьезные пробелы, но что-то в словах и тоне, которым они были произнесены, заставило его содрогнуться. Он вспомнил почти не узнаваемую фигуру, застывшую у входа в мир снаружи; в тот момент он решил, что Северус просто подсознательно стремится к свободе, но — если смотреть правде в глаза — пересекая порог, тот сразу же нарушал предписания Министерства. Несчастный случай, который мог привести к катастрофе...
Набрав полную грудь воздуха, Ремус спросил:
— Как ты думаешь, что происходит после смерти с теми, кто не становится привидением?
Северус вздрогнул и как-то странно посмотрел на него:
— Я... Я не думаю об этом.
— Врешь.
— Хорошо, поправка: я стараюсь не думать об этом. Не знаю, как ты, но после всего, что я сделал, лучше просто перестать существовать, чем расплачиваться за свои поступки по ту сторону... если та сторона есть.
— Значит, ты веришь в Ад? Вечные муки? — поинтересовался Ремус. Он налил чай в кружки, размышляя о том, почему религия была не слишком популярна среди волшебников. Когда его укусил оборотень, мама принялась каждое воскресенье ходить в местную церковь, пытаясь поверить в существование чего-то большего, чем просто магия, Силы, которую можно просить о чуде. Время от времени она таскала его с собой — до тех пор, пока он однажды со скуки и досады не заставил раны висевшего на кресте человека кровоточить по-настоящему.
— Я верю, что есть люди, которые этого заслуживают, — хмуро сказал Северус, принимая кружку, и добавил с явным оттенком нетерпения: — Все эти теологические диспуты безумно интересны, но какое они имеют отношение к происходящему?
— Мне кажется, что Сириус... он здесь. Что это все он.
Его слова ошеломили Северуса. Ремус ждал возражений и споров, но он только выдавил сквозь плотно сжатые губы:
— Поясни.
— Я не знаю! — выкрикнул Ремус, тоже теряя терпение. — Может быть, дело в том, как он умер — тебе ведь рассказали про Арку? И про то, где именно она стояла?
— Но ты же смотрел карту и там никого, кроме нас с тобой, не было, так? Она должна показывать духов и привидений, как и та, другая!
Ремусу пришлось согласиться. Они не могли проверить этого на практике, но Кричер на карте был, а значит, кроме собственно волшебников, карта отображала и другие формы жизни — или нежизни, если уж на то пошло. Почувствовав, что мысли просто движутся по замкнутому кругу, Ремус заставил себя вернуться к тому, с чего они начали:
— Самое логичное объяснение всего этого — как я уже сказал, ты ходишь во сне.
— Это, по-моему, чертовски очевидно, — проворчал Северус. — Вопрос скорее в том, чем это вызвано.
Ремус пожал плечами:
— Да чем угодно. Честно говоря, совсем неудивительно, что ты так реагируешь... Или скажешь, что последний год был посвящен мирным научным исследованиям?
Северус снова выглядел так, как будто внезапно очутился на муравейнике: он ерзал на стуле и отводил взгляд.
— Я уже рассказал все, что нужно.
— Ты имеешь в виду, дал показания в суде. Может быть, я не прав, но мне кажется, все же есть разница — рассказывать судье голые факты или просто поговорить с кем-то о том, как на твоих глазах систематически пытали учеников! — Северус наконец поднял на него глаза, и Ремус продолжил: — Все в Ордене знали, какие методы Кэрроу считали подходящими для наказаний.
Северус сглотнул, но голос оставался твердым:
— Я всегда пытался отправлять нарушителей в лес с Хагридом... когда мог.
— Я знаю. Джинни говорила летом.
— Вот как... Ну, раз все и так все обо мне знают, зачем ворошить это еще раз?
— Потому что разговор может помочь!
Пока Ремус пытался выровнять дыхание, на лице Северуса появилась привычная равнодушная отстраненность:
— Я же сказал тебе, еще несколько недель назад, что мне не нужна никакая терапия! В особенности от тебя.
— А если я сам предлагаю? — бросил Ремус, не в силах сдержаться.
— Тогда профессиональная помощь нужна не только мне, — отрезал Северус, давая понять, что разговор закончен.
Допив чай, они поплелись обратно наверх. Перед дверью своей спальни Ремус помедлил, но Северус, устало махнув рукой, продолжил подниматься по ступенькам. Ремус подождал, пока не стукнет захлопнувшаяся дверь, прежде чем последовал примеру и закрылся в комнате. Карта все еще лежала на кровати, где он ее бросил. Он надел еще один свитер, забрался под одеяло и, взяв карту, принялся смотреть на неподвижную точку, подписанную именем Северуса.
В конце концов он так и уснул, глядя на нее.
@темы: перевод, Неприкаянные, снюпин
